И ёжился. И, согревая руки
Дышал на них. Дышал и не согрел
И всё зевал. От холода и скуки
А вечер постепенно догорел.
Потух, и задушил в объятьях солнце.
Убил огонь и угли затоптал.
Я пялился на переплёт оконца,
Дрожал и думал: "Как же я устал.."
А в коридоре хлопали дверями,
И звали всё по имени меня.
Я головой приник к оконной раме
И любовался угасаньем дня.
А Осень распиналась о погоде
Рыдала в трубку: "Только не молчи!"
Я промолчал - молчанье нынче в моде -
Я так себя безмолвию учил.
А Осень забывалась, забывала
Попутно пересчитывать цыплят,
Несла про лёгкий свет, про дым вокзала,
А я не мог взять в толк "на кой мне ляд?"
И оттого грустил ещё сильнее,
А Осень заливалась соловьём,
Что скоро будет глубже и синее
За окнами прозрачный окоём.
И в холоде заутренников белых,
В пустой стерне, в заброшенных стогах
Везде она - и жаждущее тело,
И шёлк паучий в ласковых руках.
О нежности своей мне пела Осень.
(Когда-то я твой голос так любил!
И пил взахлёб из глаз любимых просинь,
И на руках оранжевых носил..)
Она всё лепетала о подарках,
Которые в подоле принесёт.
Эх, был бы я хоть чуточку Петрарка,
А не поэт, упрямый как осёл!