В хоромах шаха юная судьба,
Под голос зурны сочиняла танец,
За ней следил не дервиш-оборванец,
А визирь, как подзорная труба.
Под шёлком палантина, шаровар,
Змеилось в танце молодое тело,
Душа, как птица, к небесам летела,
Не соглашаясь с телом, что товар.
В халифских залах, подвесных садах,
Павлиний хвост, как веер распушился,
Высокомерной спесью петушился,
Поверив мочью в сказочный размах.
И попугай из клетки золотой,
Глядел на мир из логова капкана -
Не осознав жестокости обмана,
И роли по спектаклю шутовской.
Ходила лошадь твёрдою стопой,
Неся попону, тяжесть конской сбруи,
Предполагая пиром сабантуи,
В тени - прохладу, в тишине - покой.
Один верблюд двугорбоизнурён,
Пустынным солнцем, согревая кости,
Брёл не спеша, везя халифов в гости,
И помнил, что терпеньем умудрён.
Зейлар