Иначе — исход не стоил ни этой, ни прошлой терры,
Иначе — всё было глупо, как эта Стена дворца,
Дворца, а не Храма, птица; в вопросах судьбы и веры
Не следует углубляться с дотошной тщетой резца.
А я говорил ей: поздно. Балкончик чужих раздумий
Придаст лишь окрас закату червлёной петлёй вина
Горячечных послесловий прожаренных потных мумий
В бесцельных словоплетеньях пустого веретена.
Косматое солнце правит риторику общежитий,
Базарность утех, скупую вокзальность среды потерь,
Инертные буквы синим грозят чередой открытий,
Расходующих по праву бессонницы от теперь
И до перелётных клиньев сюда и туда над морем,
Над этим ручьём ли, речкой, где этот того крестил;
А мне, всё равно, дороже фонетика евпаторий,
Стилистика коктебелей и самый обычный ил
Азовского мелководья, где глупый бычок на донку
Берётся легко и быстро под ласковый плёс зари.
Мы парии-эмигранты, а рвётся всегда, где тонко
И несколько лет из жизней разбиты, как фонари.
Не трудно привыкнуть к пальме и дереву апельсинов,
Растущих, как наши вишни, свободно и без затей,
Трудней — третьесортный образ заезжего буратино,
Клеймо инородца-гоя на этой земле людей.
Балкончиковый мир беден, с намёком на созерцанье,
И в общем, гораздо ниже полёта отживших птиц,
Нашедших и не нашедших пристанища обитанья,
Где редко снуют тревоги и страхи живут вне лиц...
18.11.2002 г.