Около моря на вершине гряды прибрежных скал сидел человек. Он сидел очень прямо, но в его позе не было напряженности – лишь глубокая задумчивость и одновременно обостренность всех чувств. Он смотрел на запад, туда, где садилось золотисто-багровое солнце, сливаясь с медового цвета волнами, которые без малейшего шума поднимались и опускались, как расплавленная янтарная смола. Было тихо, ни дуновения ветерка; вдали протяжно кричали чайки, и только этот звук нарушал безмолвие, сопровождавшее закат солнца, руководящего всей жизнью Земли – ее дыханием, ее покоем, ее сном, ее бодрствованием, пронзительным взвякиванием льда, выпадением росы, дождем, туманом, ростом деревьев и трав, ее яростью и отчаянием, спокойствием и счастьем, горячностью и мудростью, терпением и вспыльчивостью, милосердием и жестокостью. Было тихо , а волны всё лизали подножия блестящих скал медно – терракотового цвета, и блики играли на полированной водой поверхности. В луче света, тонком и постоянно меняющем форму, танцевали свой бесконечный танец матовые пылинки. Причудливой и загадочной формы облака светились изнутри, и казалось, что они слишком удивительны для того, чтобы быть просто крохотными капельками влаги. Скалы глубоко вдавались в море и были окружены им с трех сторон, его беззвучно плещущимися желтыми топазовыми волнами. Скалы будто приближались к пылающему солнцу, до боли близкому и совершенно недосягаемому. Все вокруг – и море, и скалы, и небо, и облака – тонуло в жидком золоте. На фоне догорающего солнца из воды величаво поднялась громадная косатка. Медленно она изогнулась в воздухе и снова стала погружаться. Через несколько секунд был виден только черный спинной плавник. Потом исчез и он, оставив в воздухе след из искрящихся водяных брызг. Человек переменил позу. Теперь он стоял, скрестив на груди руки, и на губах его играла легкая улыбка. Затем он повернулся и пошел прочь от тихого живого моря и теплых живых скал. Лишь очень наблюдательный человек мог заметить, что тот не дышал.