А он молчит – ушёл в себя давно, добро само творится потихоньку. Так – выйти в дождь, забыв и плащ, и зонтик. Ну, кто-нибудь, бродягу урезоньте! Уже до нитки – значит суждено.
Совсем расквашен. Полно, всё равно – его не испугаешь лишним литром под влажные изменчивые ритмы. На лужах рябь. Ах, это просто титры оконченного славного кино.
Слова? Слова по-прежнему звучат последним ненавязчивым аккордом, но образы уже воротят морду. Он карандаш откладывает гордо. Дорога в чат… в поднадоевший чат. Где с вымученной грустью рассказать как нелегко опять объять полмира, где не волнуют рифма и стихира, хотя в душе и муторно, и сыро, и строчки рядом – лишь закрыть глаза.
Набросок так похож на эпилог, и странно-бесконечен путь обратно, и шепчет голос, жаль, что так невнятно.
В листе тетрадном пусто.
Только пятна.
От только что
рождённых
кем-то
строк.