Мне до тоски приелся этот двор -
Фальшивые рулады горе-барда,
Старух всеосуждающий разбор,
Реликвия-плакат к Восьмому марта...
В сем царствии делишек и хлопот,
В бездействии и праздности злословья
Одно лишь разрастается - живот,
Поставленный главнейшим из условий.
А мысли засыхают на корню...
Какая там мечта о правде мира!
Я все в себе стыдливо хороню
И на стене висит в сортире лира.
Ужасно - слова некому сказать
В чужой стране, в никчемнейших заботах...
Мне стыдно иногда смотреть в глаза
Былым своим отчаянным работам.
Уйдя в иную жизнь, грешно желать
Связующих путей до жизни прежней,
Но - тем и жив - я продолжаю слать
Конверты вам со слабенькой надеждой...
Откликнитесь, оставшийся в живых!
Ответьте, кто там есть еще на свете!
Уже не до циклонов штормовых,
Но мы ведь на одной еще планете!
Придайте же отступнику хоть сил
Не оступиться дальше в дрянь болота!
Как почтальон давно не приносил
Хотя бы пары строчек от кого-то...
Ответов нет - хоть вешайся, хоть плачь;
Запить бы - по утрам болею сильно;
А тетка с почты ходит, как палач,
И носит лишь счета из ЖЭКов пыльных.
Покой еще мучительней, чем смерть,
Уход друзей последних и стремлений...
Заплыла жиром жизни ваша твердь
И от ходьбы по ней дрожат колени.
И крепнет мысль, что хоть каких-то чувств
Не донести до цели марафонцу;
Почтовый ящик преданнейше пуст.
На ржавых пиках вздрагивает солнце.