И не видно ни неба, ни близниспадающих крыш.
Мне бы узнику дать уже всяческих благ и свобод,
Но любовь - это цербер, во мне стерегущий мышь.
Этим камерам главное - не пустовать.
И покуда на свете красивейшее жульё
Не устанет из клетки грудной воровать
Ошалелое жаркое сердце моё,
Каждый будет томиться отведенный срок
В моих мыслях (как в неводе биться лещу!),
Ожидая, пока я не высеку тысячи строк
И закрою их дело. И, может быть, отпущу.