…чай сухарист… За окнами – гроза, – сухая и скупая продавщица той памяти всебабской, что со зла и не со зла в ладонь легко ложится мышонком длиннохвостым… Хвост – о том, что гром и крен – а ты одна, и это – горей горее.
Сделана! Рядном накрыта. На полу исчадья ветра кусают ноги. Зябко. Выше ног. В груди лопух трепещет. Словно танки, ползут гудки.
…как вечно! Как смешно! – сдыхать и жить, как кукла ванька-встанька…
*
Я сделана из преданных божеств – блаженства и покоя, из сезамов разбою слёз, садящихся на шест, как попугаи…
Детство – в тон Сезанну – из палевых и режущих глаза оттенков – блеклой тряпкой трёт под носом… …а в нём охотник знает, где – фазан…
…а вне его я знаю, где – кокосы, где падают кокосы с молоком твоих отказов и моих агоний, где мотылёк, пропахший пепелком и хрипотой, сбивает в телефоне полка железных жирных пауков из «н» и «е» – и падает, солдатом войны за близость (близость дураков! – из талой ваты – в блюдечке щербатом, как хищный и протяжный – в годы! – Лун….)
Я – сделана. Из тряпки. Трущей сопли…
Под утро сон, как маленький колдун, прикладывает к горлу щит дамоклов – пуд тишины, ах-мат-ной тишины, не той, что – всмятку – вместе – в утро – с вышки…
…и попугаи, сном обожжены, молчат, как «Отче наш», – «от-не-на-ви-жу»…
А завтра, завтра! – Сердцем –лопухом – под ноги небу, с потолочным гребнем… И туша тучи чёрным петухом над слабостью в четвёртый кукарекнет – добить! Доделать!
И куда – под стол?.. Где тень Никто удушит, потакая боязни боли?!
…пятым лепестком чай сухарчит. И дышится песком. И носятся в ресницах попугаи…