Исповедь Мальвины.
(Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))
Здравствуйте, я – кукла. Обыкновенная кукла с фарфоровой головой и тряпичным тельцем. Я живу в театре грозного Карабаса-Барабаса, так же, как другие куклы. Мы его никогда не видели, но часто разговариваем о нём. Знаем, что он грозен: видим это по знакам, которые он нам посылает. Мы пытаемся распознавать эти знаки и следовать им. Мы молимся ему, приносим жертвы, чтобы он не кинул никого в очаг. Но мне, если честно, надоело в это играть, а не играть я не могу, поскольку кукла. Последнее время меня увлекла другая игра: наблюдение за своими собратьями. В нашем театре, по крайней мере в моём ближайшем окружении, преобладают куклы-мальчики. О! Это преинтереснейшие создания. Возьмём, например, Артемона. Славный парень, только… немного… собака. Не в том смысле, что лает, а в том, что преданный. Слишком преданный, до приторной навязчивости. Он всегда рядом, всегда, когда надо. И всегда, когда… не надо. Он – тяжестиноша, он – защитник, он – заботлив до маразма. Он упрям, но слишком прост. Он – паж, вечный паж. Или Буратино. Весельчак, остроумец, непоседа. Вот только беда – наивен. Даже глуповат. Но в силу своего весьма живого ума и молниеносной манеры улавливать происходящее вокруг, умеет делать выводы. Правда, не всегда правильные. Но с ним весело. Весело и легко. Он никогда никого не напрягает своим внутренним миром, ему вообще не свойственны глубокие переживания. Но он добр и приятен в общении. Поэтому он всеобщий приятель. Эти двое самые простые и понятные создания среди кукол-мальчиков. Они периодически заходят в мой маленький кукольный домик в гости. Мы сидим, пьём чай с малиновым вареньем, с первым разговариваем, со вторым болтаем. Это приятно, но я забываю об их существовании, как только закрываю дверь за ними. Самый близкий мой человек – это Пьеро. Он моментами печален, он нуждается в моей мальвиньей заботе, но умеет заботиться сам. Тонко, нежно и именно тогда, когда это необходимо. Он чувствителен, немного обижен на мир, но прекрасно понимает меня. А я его. Мне хорошо с ним, хорошо всегда, даже когда плохо. Даже когда возникают трудности. Наверное, именно потому, что они возникают. Он – моё всё. Единственное, в нём иногда не достаёт бешеной страсти, которая необходима моей противоречивой натуре. Зато – сколько нежности! Сколько отзывчивости и понимания! И, наконец, Арлекин. Я не понимаю этого парня. Я его чувствую. Меня цепляет его сарказм, его агрессия, его немного извращённая разумность, здоровый цинизм. Он способен меня смутить. Когда он появляется в поле моего зрения, я готова завесить своё розовеющее лицо голубыми волосами и тихонько наблюдать, что сегодня выкинет это существо в колпаке с бубенцами. Он любит делать больно. Но ему самому больно от этого. Потом. Позже. Когда он видит, что пущенная стрела попала в цель и подранок мучается. Но какое это удовольствие – наблюдать за мучениями! Какое это удовольствие – мучиться от этого самому. И он выжидает. Наблюдает. Наслаждается. Он немного нервный. Он критикан. Он изощрённо упрям и непрост. Он нарочито откровенен. Он требует того же от других, но исчезает каждый раз, когда кто-то умудряется поверить в то, что эта откровенность ему нужна. Он любит спорить, но не всегда признаёт это. Он любит играть. Он похож на меня. И Пьеро, и Арлекин одинаково привлекательны. Вот только сосуществовать с Арлекином я никогда не смогу, потому что кто-нибудь из нас неминуемо умрёт первым. Причём за короткий срок. И Карабас-Барабас не понадобится, чтобы оказаться в камине-очаге. Поэтому мы живём с Пьеро в нашем уютном домике. И принимаем гостей. Таких хороших Артемона и Буратино. Такого непростого Арлекина, с которым иногда так хочется гореть пламенем расплаты за кукольные грехи. Дразни меня, Арлекин. Мне нравится. От моей фарфоровой головы не убудет.