угол и круг
отданы за долги
все изменилось вдруг
лола - беги"
БИ-2
В ветхой общаге растений, ежей и яблок
жил-был старик, как простынь, простой и чёрный.
Пальцы макали в чай-с-небом корабль-рогалик,
чёрствый, как уголь желаний, в тоске копчёных.
Пальцы искали в жёны другие пальцы -
сухенький фей Динь-Дилинь, в молоке и свете...
По вечерам растения в тонком вальсе
их насекомых детей вспоминали лето.
Он же - весну. В которой, как гейзер, бурный,
он зажигал, зажигая девицам веки.
И в облака зашвыривал, словно - в урны,
долг быть им верным: сторожем, псом, абреком...
Билась весна, как бабочка, в битый угол
старопакета окна, за которым - поле
ангелов на горизонте. Но ближе - скука-
сырость. Зубастая лампочка - Киска-Лола, -
на фонаре, - как подвеска его печали,
как развалюха-старуха, его фемина...
Сучка такая - в бессонницу жалит, жалит...
Ржавчиной гнилостной мятые георгины
душит - и дышит в память, в которой прежде
эти цветы в лимоново-свежем свете
он подавал на углу, как букет надежды
розовощёким лолятам - и их на ветер,
словно копейки медные, распускал, и
нежно "бегикал", о новых феминках бредя...
Каждую - словно аппендикс, гноисто-алый,
он вырезал, отправлял их пустым ковертом
по миру.
Каждой, рассарафанив жарко
и одарив ключами к Углу, где больше
не обниматься по кругу, дарил пиджак на
мокрую память, в слезистый седой горошек.
Угол и круг -
по карусели мира
(яблони... феи... букеты... сирень на шпажках...)
перенеслись за небо...
Веснушки-гири -
под рукавами дикой, как волк, рубашки...
Всё изменилось...
Вдруг ли?
Зубатка-Лола-
лампочка в душу светит...
"Беги!" - ей шепчет...
В яблоне ищет фигуру надежды (колко
сбросила цвет, обнажила больные плечи -
все - в муравьях и простудах...)
Во льдины - гейзер...
В мух - сновидения...
В мох - очертанья бёдер...
Вальс занавесок - в канкан дождезубых лезвий...
Желтая лампочка - в старости хищный орден...
Перетекают, бегут, изменяясь, - в поле.
Поле в глазах да в окне - серебристо-ёжно...
Он бы сбежал из общаги к какой-то Лоле,
вместе с дождём. Да сдвинуться вот не может...