До восемнадцати лет я жил в дыре. Не подумайте ничего плохого. Просто в страшном захолустье. Отец, да продлится его пребывание в безликом раю, думал сделать из меня командора всех измерений. Для чего послал в столицу с двумя грошами за душой. Чтобы дни его достигли чёрной бесконечности!
На самом деле я всю жизнь любил только искусство. Его тонкие грани. Когда упал в детстве, поскользнувшись зимой на не посыпанной мелом дорожке, то смотрел на нависшие кусты, и их ветви казались мне быстрым рисунком, расчерченным по небу гениальным художником-графиком. Кровь текла, а я только мечтал, что «так же хочу рисовать по небосводу, по облакам...»
Но он загнал меня в ряды тупых сержантов одного измерения.
— Идёт война, сынок, — проговорил он с показной суровостью.
Надо мной смеялись, меня били... а я шёл в редкие минуты увольнения по старым улицам и удивлялся всему. Это чудо...
Навстречу брела немолодая уже женщина с авоськой. В котомке был ребёнок. Ножки зажаты. Глазки округлены. Я захотел тут же всё нарисовать. Начал, но очутился на гауптвахте.
Оказывается, нельзя творить шедевры на штанах генерал-майора третьего измерения. Но кто же знал?
Я жил дальше. Меня пихали в разведку, в первые ряды. Я научился выживать в двух измерениях. Меня не комиссовали. Хотя я был уже дважды контужен. Злопамятный генерал-майор не мог простить свои вымазанные лампасы и пихал меня во всякое пекло. Я бился, сражался и стал наконец капитаном трёх измерений. Генерал к тому времени сдох. Мы его хоронили, как водится, на берегу искусственного моря. Прощальный залп и всё.
Красивая смерть — он вызвал огонь высших сил на себя. Он спас нас. Спас меня. Я почти благодарен...
Как всё это долго тянется, я всё реже думаю об искре искусства внутри себя, всё больше о тактике и стратегии.
У меня проявляется жёсткая воля, холодный взгляд, расчётливый ум, и незаметно для всех я стал командором пяти измерений.
И тут пришла мысль, что можно сотворить в шести-восьми измерениях. Представьте! Точно что-то небывалое. Это же вам не три составляющих. Но мне не дали даже помыслить о высшем, отправив на передний край сходящихся линий.
Гарпии, овальные шары, задвижки...
Я всё прошёл. Смешно сказать. Герой восьми измерений.
Теперь я совершенно один. Хочется что-то сделать, может, не столь монументальное, может, даже махонькое, ну хотя бы садовнику на кухню. Но у меня нет головы. Чем я думаю теперь, мне и самому не совсем ясно. У меня небольшая пенсия. Коляска всё время скрипит, я что-то вспоминаю...
И главное тогда. Это — те ветки над головой, лёгкие, будто их нарисовал смелой рукой художник-график.
Рука тянется к кисти. Больно. Больно... Всё равно их напишу.
Лечащий врач отмечал как-то в приватной беседе, что не сильная боль в руке ранит пациента больше всего. Он привык выносить и более жуткие вещи, пытки. Он страшно досадовал, как ему, видящему уже девять измерений, уложить всё это в два измерения нашей плоской картины жизни.