Стужа и малюсенький ребенок.
И приют ее – подземный переход.
Как же мир и хил, и груб, и тонок!
Жизнь ее – коварный, кислый плод.
Как жилось на паперти, не знает,
Ни чиновник, ни блюститель мер.
Душу ее мысли доконают:
Сколько было жизненных потерь?!
Как же уместились в этой жизни:
Горечь, вязкость, неустроенность и нищета?
Не нужна ни мужу, ни семье и ни Отчизне.
Может, виновата где-то и сама?!
Может, виновата? Может, может!
Только надо было ей ребеночка кормить,
И ее нутро снедает горечь, гложет –
Девочку, увы, не воскресить!
Женщина заплакала от боли,
Облепиха ей ничем не помогла.
Содрогаясь от собственной юдоли,
Жизнь сурова, не всегда права.
Ягоды ни в чем, ни в чем не виноваты –
Конопушки солнца на ветвях.
Жизнь – какой-то странный комбинатор:
Тают чьи-то жизни на глазах.