К утру Санобарка сплела из оранжевой трубки
чёртика, рыбку, расправила складки на юбке.
Из трубки вчера ей капала в вену влага.
Полно´чи рвало´ – казалось, умрёт бедолага.
Нынче смеётся она, как ни в чём не бывало,
чистое гладит горячей рукой покрывало.
Но сообщат через несколько лет,
Что Санобар на земле больше нет.
Не покривятся медсёстрины губы –
зов не раздастся, скрипучий и грубый,
лишь на исходе больничного дня
возле ворот загудит бормотня.
– Луниби´н, луниби´н, –
проворкует с ухмылкой
гадкое слово
пышная милка.
Как всё здесь пропахло бинтами и мыльной похлёбкой.
Воздух горячий, да люд исхудалый и знобкий.
А я на салфетке, зернистой от хлорной пыли,
Сирин рисую - чёрногорящие крылья.
Рей же, безумица, в небе бумажном сгорая,
выведи ангелов из полусонного рая!
По телеграфу иссохших вьюнов
голос прибудет в господень альков.
Ртутное утро прольётся в чертог,
где пробудится встревоженный Бог.
А перед ним – точно жертвенный дар,
Зеба-кизи* и ханум-Санобар**.
– Луниби´н, луниби´н, –
пропоют, как осанну,
детского слова
страшную тайну.
________________________
* Кизи´ – (тюрк.) девочка
** Хану´м – (тюрк.) женщина
Слово "лунибин" созвучно с англ. разг. loony bin - приют для душевнобольных - и имеет иронический оттенок.