За два с лишним года случайной воспитательской деятельности, через ее руки проползло, прошло и пропрыгало немало ребятишек, и каждый остался в памяти рожицей ли, характером ли, выходками ли, просто именем ли...
И все же эта группа малышей от 9 месяцев до полутора лет была особенной. Может тем, что она впервые не была раздражена этой работой, а может просто возраст такой, когда дети уже начинают проявлять характер, немного болтать, но милы, непосредственны и не слишком строптивы.
В ее группе было несколько детей из соседнего мошава*. В отличие от кибуцных детей, они были более раскованны, шаловливы и непоседливы. Приводили детей из мошава сюда добровольно, а не по необходимости куда-либо их деть. Семьи их совсем не бедствовали и могли совершенно спокойно нанять няньку (и не одну), но согласно израильской теории, после года ребенок должен общаться с себе подобными. Кибуцные ясельки и сады же и по сей день являются примером того, как нужно обращаться с детьми. Родители с новичками оставались на несколько дней, пока дитеныш не осваивался и не увлекался процессом. Конечно, и потом несколько первых минут после ухода родителей они пытались плакать, но быстро успокаивались и начинали играть.
Эту своеобразную парочку почти все время можно было увидеть вместе. Главное было, вовремя их разлучить. Привели их в группу почти одновременно, но какими разными были родители. Мама Йогева, активная, всезнающая и чувствующая себя везде, как дома, быстро спустила малыша с рук и он уполз исследовать территорию. Отец Йоава, толстый белесый дядька, как выяснилось позже, известный шеф-повар, быстро собрал прочих детей около себя и своего малыша, тихонько сидящего на его руках, и начал с улыбкой рассказывать байки.
Беленький, голубоглазый мальчик с нежным лицом, прекрасно понимающий по-русски (у него была русскоязычная нянька), что было страшно забавно и использовалось Иркой в полной мере, стал постоянной жертвой боевого Йогева. Возможно, Йогев даже не понимал, что перед ним живое существо, которому может быть неприятно или больно. Для этого жизнерадостного мальчишки с круглыми черными глазенками и кудряшками, он существовал, как большая мягкая игрушка, которая при надавливании пронзительно верещала. Что бы ни делали дети вместе или по отдельности, - слушали рассказ, играли с игрушками, меняемыми каждую четверть часа, рисовали мелками, нужно было держать в поле зрения вертлявого непоседу с инстинктами уличного котенка. Только спустишь с него глаз на секунду, и тут же визг придавленного сверху второго малыша. А учитывая, что слишком быстрым он не был, шалун настигал его в каждом углу. Как бы быстро Ирка его не перехватывала, визг раздавался не один раз в день. Временная изоляция от коллектива, уговоры и увещевания, строгий тон забывались им мгновенно или только стимулировали процесс. Мать же только смеялась над шалостями сына. Ирку все время подмывало спросить, как бы она реагировала, если бы ее сына преследовали бы с такой завидной постоянностью...
Другая парочка была не менее экзотичной. Ора принесли в группу одиннадцатимесячным, положили и ушли. Через пару лет, случайно, Ирка узнала, что его отец - простой израильский миллионер... Призрачного телосложения мальчик не сидел, не ползал, не пытался выдавить из себя даже звук, только крепко держал в ручонках бездонную бутылку с молоком. То есть ребенок умел лежать, сосать, глотать и какать. Это все...Нет, еще с восхищением смотреть на Барби блестящими черными глазками. Барби звали неописуемой красоты девочку, нежную и изящную, и с ней был связан один из самых тяжелых в Иркиной жизни периодов.
Девочку принесли в один из зимних деньков, перед самой прогулкой. Ирка вывозила на улицу большой металлический манеж на колесах. Часть деток лежала на одеяле на животиках, любопытно задрав головки, часть ползала по манежу или стояла, вцепившись в поручни, часть ковыляла рядом, держась за прутья или переходя на устойчивое ползание по слегка мокрому асфальту. Когда только приехавшая Иркина мать впервые увидела эту захватывающую картину, она побледнела и кинулась поднимать из лужи и отряхивать какому-то ребенку штаны, попутно вынимая у него изо рта камушки. Ирка, уже привыкшая и не к такому, только тихонько, сквозь зубы, сказала: "Положи на место... Ребенка отмоем, а штаны переоденем после прогулки..."
Барби мило всем улыбалась и прекрасно себя чувствовала на руках у своей мамы... неделю... потом папы, еще неделю, потом брата, который как только пытался слинять, настигался громким тоскливым ревом и возвращался скучать на место. Через три недели безуспешной акклиматизации, родителей попросили не приходить, но дитя оказалось упорным. Она молчала только на руках у Ирки, и в тот момент, когда этим рукам приходилось делать что-то другое, в комнате стоял ор столько времени, сколько было не жалко. Она ничего не ела и не пила. Ирка была готова вообще не спускать ребенка с рук, только бы она съела кусочек хлеба и сделала глоток воды. Потому что умершего от голода ребенка в хлебосольном кибуце ей бы не простили...
Руки через неделю отваливались, но дитя хотя бы не умирало голодной смертью. Все закончилось ровно через месяц и довольно неожиданно. Барби слезла с Иркиных рук, доковыляла к люльке, где лежал Ор, и протянула ему ручку. Он ухватил ее цепкими пальчиками, как бутылку, подтянулся, сел и сказал свое первое слово: "Ба..."
Вот что значит взаимность...
* мошав - сельскохозяйственное поселение кооперативного типа