Ната Вукувич, "Черный русский"
Лирика / гражданская
Будучи страстным поклонником Джоди Фостер –
Ходит на все премьеры, скупает постеры _
Перед сном исправно цитирует «pater noster»,
Верит в непогрешимость Папы.
Водит дружбу, еще со школы, с одной девицей,
Посещает раз в две недели ее светлицу,
Нарываясь (все чаще) на спич о нехватке принцев,
Радуется ,что не родился бабой.
По выходным хиппует, по будням пашет,
На пол-ставки в офисе, слушает «Наше
Радио», в свои двадцать выглядит сильно старше,
Адюльтерит с замужней дамой.
Ненавидит власти и иже с ними,
Жаждет классики - баррикад, революций, или
На худой конец бунта( умирают всегда другие).
Одним словом: «wow»
Жизнь с него снимет стружку, воздаст по полной,
Будут и расставания и обломы,
Подставы, предательства, переломы,
Неудачный брак, паралич в нагрузку.
А пока всех горестей, стыдно даже,
Пересдача, нехватка денег на новый гаджет.
Все это лечится, стоит, скажем,
Попросить у бармена «черный русский».
Если театр начинается с вешалки, то стихотворение все-таки с названия. И именно неоднозначностью названия, которое со всей очевидностью отражает возможность неоднозначной и многослойной интерпретации самого произведения, и привлекли меня строки Наты Вукувич.
"Черный русский", упоминающийся в последней строке стиха – это, вне всякого сомнения, коктейль; но даже и тут всезнающая Википедия подсказывает, что он может быть "чистым" и грязным". Точно так же "чистой" или "грязной" может оказаться интерпретация названия: "черным русским", судя по всему, автор определяет и своего героя – нашего современника юных лет, живущего в России, и тут эпитет "черный" вряд ли говорит об африканских предках (хотя, в принципе, такое можно было бы сказать даже и об Александре Сергеевиче П.). Но нет, мне видится, что авторское "черный" в характеристике героя восходит скорее к понятию "чернь", в переводе на современный русский – быдло, хотя совсем уж таким быдлом героя назвать никак нельзя.
Действительно, с самых первых строчек Ната Вукувич описывает своего персонажа тяготеющим к западному менталитету, от любви к голливудской кинозвезде и вплоть до не слишком характерной для России принадлежности к католической церкви. Впрочем, совершенно очевидно, что система ценностей героя еще не устоялась – тут же, по соседству с принцами и "спичем", возникает и славянофильская "светлица", и просторечно-русское "баба". Отмечу здесь, что пропасть между "бэби" и "бабой" гораздо шире и глубже, чем Берингов пролив – это пропасть цивилизационная...
Что еще привлекает меня в стихотворении Наты Вукувич? То, как цивилизационные метания героя стихотворения, условно говоря, между Печориным и юным Вертером отражены в самом теле стиха, в его ритме. Нет, ни о каком хорее или амфибрахии речи не идет с самого начала. Но, начинаясь как четкий пятиударный дольник с укороченной последней строкой строфы, текст где-то к третьей строфе обретает уже форму акцентного стиха, в котором число ударений плавно гуляет от четырех до шести. Едва ли не рэпа – тоже характерная примета нашего с вами времени, кстати.
Как и положено акцентному стиху, "Черный русский" четко выдерживает рифмовку, причем в отнюдь не самом тривиальном из вариантов
AAAB
CCCB
И вот этот "раздрызг" между качающимся в приливах и отливах ритмом и строго соблюдаемой рифмовкой – не слишком вычурной, но и далеко не банальной, замечу в скобках – мне особенно импонирует как выражение чисто техническими приемами стихосложения метаний главного героя. Что-то не стыкуется в паззле его жизни, кусочки наезжают друг на друга – законнопослушная работа на бунтарское хиппование, знакомая еще со школьных лет девица на замужнюю даму, социальный конформизм на жажду революций.
И, завершая обсуждение именно "технических" сторон сторон стихотворения, не могу не отметить блестящее использование автором обрыва строки посередине лексической единицы:
По выходным хиппует, по будням пашет,
а пол-ставки в офисе, слушает «Наше
Радио», в свои двадцать выглядит сильно старше,
Это ведь тоже выражение незрелости и нецелостности души и личности героя.
Если попробовать найти "черному русскому" литературных предшественников, то вспоминается, прежде всего "Дитя-злодей" Евгения Евтушенко (1974) Но персонаж Наты Вукувич, по сравнению с дитём-злодеем, заметно менее однозначен. И здесь, отойдя на шаг дальше от выписанного автором портрета, мы можем перейти на второй план обсуждения. Ната Вукувич, в отличие от Евгения Евтушенко, не ставит клейма на своем герое и не клеит ему ярлыков навечно. Наоборот, с прозорливостью умудренной опытом женщины она предсказывает ему в четвертой, предпоследней строфе стихотворения непрямой жизненный путь со всеми взлетами и падениями, неудачами и обретениями... Чтобы в завершающих строках отпустить своего "черного русского" с едва ли не материнским по интонации напутствием: "Не грусти, не печалуйся, а гуляй себе, пока молодой".
Бог, как известно, любит троицу. Отойдя от портрета героя еще на шаг назад и взглянув на него в третьем плане, сквозь призму общей направленности стихов автора, мне кажется, что Ната Вукувич несколько лукавит и тонко играет с читателем, представляясь в облике престарелой премудрой Сивиллы или, как она пишет в своем Живом Журнале, "Женщиной с большой Ж". Нет, автор – не усталый от жизни "Чайлд Гарольд в юбке", это – живая молодая женщина, полная яркого интереса к всем или почти всем аспектам бытия, но главное – предельно неравнодушная к судьбе своей страны и населяющих ее людей, что и выразилось столь отчетливо в этом небольшом, отнесенном к "гражданской лирике", но далеко ею не исчерпывающемся стихотворении – "Черный русский".
А водки с кофейным ликером на прощание – так отчего же не выпить?!
________________________________________________________________________________________
P.S. Огромная просьба ко всем желающим прокомментировать: любые замечания по недостаткам стихотворения или предложения по его улучшению – пожалуйста, на страницу самого стихотворения. А здесь мы обсуждаем не работу автора Наты Вукувич, а работу читателя Михаила Козловского: Что я, на ваш взгляд, увидел неправильно? Чего хорошего не заметил? С какой стороны на произведение не посмотрел?
Заранее благодарен.