- Кажется, ты собирался прикурить, - заметил неслышно подошедший Захаров.
Сигарета, которую Илья сжимал в зубах, упала и скатилась со стола.
- Присаживайтесь, дядя Витя, - встрепенулся он.
С глазу на глаз Илья продолжал называть непосредственного начальника так, как привык с детства. Старинный друг семьи не возражал; он лишь в официальной обстановке придавал субординации какое-то значение. Основательно устроившись напротив Ильи, Захаров улыбнулся подошедшей официантке:
- Мне кофе, Леночка. А ты что пьешь? Вернее, на что смотришь?
- На джин.
- Разве ты не за рулем?
- На десерт у меня есть «антиполицай», - отмахнулся Илья.
- Оно конечно: триста грамм ребенку не повредят. Но ты неправ, мальчик.
- Скорее всего. Но я давно не мальчик.
Улыбка Захарова увяла, и его лицо приобрело непривычно жесткое выражение.
- Вот именно, Илюша: ты – профессионал. То есть, написать можешь все, что угодно.
- Вы в курсе?
- Конечно. Я и рекомендовал тебя шефу.
- Вот спасибо-то огромное! – в сердцах воскликнул Илья. - Всю жизнь мечтал сотворить какую-нибудь «Кровавую баню в марсианском аду» или «Тайную страсть патологоанатома»!
Захаров притворно вздохнул, изобразив еще более глубокую печаль:
- Эх, молодежь! Советской власти на вас нет, разбаловались от свободы слова-то. Писали бы, как мы в свое время, «Обком звонит в колокол» на высоком идейно-политическом уровне, и радовались. Тебе сделали шикарное предложение. Люди такого годами дожидаются; причем большинство – напрасно. А ты всего второй месяц в журнале работаешь. Вдумайся только: по рассказу в каждом номере, в течение года… Это, знаешь ли, дорогого стоит.
- Особенно - в денежном выражении.
- Вот именно. Так вы с шефом договорились?
- Я взял тайм-аут до завтра, - проворчал Илья, с отвращением отхлебывая из бокала. - Тошно мне, дядя Витя. Будто дерьма наелся. Ведь темы – одна отвратнее другой…
- Брось: все вполне гламурно и креативно. Илюша, я сам не выношу этих словечек, - добавил Захаров, видя, как скривился собеседник. - Но ты же все-таки не в «Мурзилку» пришел работать. Так работай! Что тебе мешает опубликовать эту чернуху под псевдонимом?
- Свои-то все равно знать будут.
- Это верно, никуда на деревне не спрячешься. Но они тоже не без греха, дружок. Те, кому повезло, конечно. А мнение читателей, потребляющих подобную муть, разве кого-то интересует? Главное, чтобы муть была качественно исполнена. Чтобы за душу брала, чтобы кровь стыла и так далее.
- А если я откажусь?
Взгляд собеседника стал почти осязаемо тяжелым. Оторопевшему Илье захотелось втянуть голову в плечи, а еще лучше – спрятаться под стол.
- Тогда колупаться в этом навозе придется мне самому. Но ты не откажешься, - неожиданно мягко улыбнулся Захаров. - Ну, бывай. Танюше привет.
- До свиданья, - пробормотал Илья, обращаясь уже к его удаляющейся спине.
Так вот оно что… Настал час расплаты за трудоустройство. Добрый дядя Витя, балагур и весельчак. Сам, значит, мараться не захотел: своя репутация ближе к телу. Привел способного парнишку, которому отчаянно нужны деньги. Вариант беспроигрышный, не так ли? Пакость какая…
Заказав кофе, Илья закурил. Вторая пачка с утра, так нельзя. Но по-другому с некоторых пор не получается. В кафе заметно прибавилось посетителей, и народ был все больше знакомый. Закончился рабочий день, и сослуживцы, не особенно торопясь по домам, оседают на некоторое время в этом уютном заведении. Хватит! Общаться с коллегами он сегодня больше не в состоянии.
Илья расплатился и вышел на улицу. Дождь, с утра лишь небрежно прибивший пыль, теперь вернулся монотонным и унылым, - из тех, что могут длиться неделями. Город раздвоился, опрокинувшись в зыбкие зеркала улиц. Лоснящиеся автомобили давили и разбрызгивали по сторонам собственные отражения, мелькали в свете фонарей и витрин разномастные зонты пешеходов.
Обычная вечерняя суета. Каждый куда-то спешит, и никому нет дела до чужих забот. Когда у тебя все хорошо, такое положение дел кажется нормальным.
Подняв воротник кожаной куртки, Илья пробежался до машины, припаркованной в конце квартала. Сел за руль и долго смотрел, как дворники лениво размазывают по стеклу вертикальные строки дождя. Напоминает заставку «Матрицы», меняющую цвет по воле работающего на перекрестке светофора. Пора ехать, пока Татьяна не начала беспокоиться и обрывать телефон. У нее достаточно других причин для переживаний.
Еще не так давно он звал жену Огневушкой-Поскакушкой. Подвижная и очень смешливая, Таня любила одежду ярких тонов. Ей шло и красное, и оранжевое, но вот уже полгода Илья видит жену либо в чем-то темном и тусклом, либо – в белом больничном халате. И не знает, что хуже. Его Огневушка постепенно замыкалась, все больше напоминая айсберг, прячущий отчаяние под внешне спокойной водой.
Первенец родился с пороком сердца. Говорят, не такой уж редкий случай, но кого волнует статистика, если беда коснулась именно тебя?
Порок сердца… Нелепость. Как вообще увязать новорожденного с пороком? Их смешной гномик со щеками шире плеч в чем-то порочен?! Но у медиков другое отношение к словам. Считается, что, сколько врачей, столько и мнений, но на этот раз они были единодушны. Необходима операция; причем, ее нужно сделать на первом году жизни ребенка. Тогда он вырастет без отклонений от нормы. Да, недешево. Но что же вы хотите, голубчики? Сердце все-таки, это вам не аппендикс удалить. Бывают операции и на порядок дороже, так что вам в какой-то степени повезло. Если протянете с операцией либо вовсе от нее откажетесь, ребенок в лучшем случае станет тяжелым инвалидом. Но возможен и худший вариант…
И вот позади уже половина из отпущенного срока, а необходимой суммы раздобыть не удалось. Илья все перепробовал, разве что с кистенем на большую дорогу не выходил, но без результата. Сегодня поступило шокирующее предложение от шефа, приняв которое, он решит вопрос с деньгами, но поставит крест на себе как серьезном писателе. Илья всегда чурался халтуры. Дело не в амбициях, они практически ни при чем. Браться за низкопробную писанину не позволяла элементарная брезгливость. Он не мнил себя ни Львом Николаевичем, ни Михаилом Афанасьевичем, но наличие таланта у Ильи Суворина не отрицал никто. И публикации уже кое-какие имеются, и роман недавно начат. Эта серия рассказов опустит его ниже некуда, псевдоним не спасет. Обтекать и отмываться предстоит именно ему, а не Васе Пупкину, подписавшемуся под этим… Не подберешь приличного слова, даже чтобы обозначить жанр.
Все упирается в деньги. При других обстоятельствах Илья отказался бы сразу, безо всяких колебаний. Дяде Вите прекрасно известна ситуация. Он наверняка убежден, что выступает в роли спасителя своего «крестника».
Как же противно сознавать, что тебя используют! Знают, что согласишься, потому что другого выхода нет. Даже великодушно дают время поразмыслить, чтобы баран на заклание мог сохранить лицо. Двигаясь в плотном потоке машин, Илья только что зубами не скрипел от бессилия что-либо изменить. Так устал от одних и тех же мыслей, медленно кружащих, как стая воронья над погостом.
Да что там впереди, - авария, что ли? В обе стороны машины еле ползут. Илья энергично помотал головой, словно пытаясь стряхнуть прилипшую паутину. Взгляд случайно упал на конверт с фотографиями, забытый им вчера на пассажирском сиденье. На этих снимках Шурику шесть месяцев; неделю назад исполнилось. Абсолютно здоровый с виду ребенок, а уже полжизни провел в больницах…
Вдруг вспомнилось, как они с Таней рассматривали самую первую «фотографию» сына, - результаты УЗИ. По-всякому вертели невразумительную картинку, но так и не поняли, из чего следует, что у них будет мальчик.
- Мне в поликлинике показали, куда надо смотреть, но я забыла, - растерянно оправдывалась Танюша. – Что здесь вообще можно разобрать? Вдруг все-таки девочка…
- Быть того не может, - возразил Илья, - у нас в семье всегда первыми рождаются мужики. Потом – пожалуйста, можно и девицу. Но этот чтобы парнем был.
Жена рассмеялась, поглаживая заметно округлившийся живот:
- Чем заряжено, тем и выстрелит.
Тот снимок открывает фотоальбом Шурика, в котором набралось уже немало других фотографий. День выписки из роддома; один месяц, два месяца, три... Первый зуб, такой прозрачный, что его не видно.
Черт тебя побери, Суворин! Ведь ты же не допустишь, чтобы этот перечень оборвался! Ты, готовый за своих любимых кого угодно порвать в лоскуты, уже принял решение. Так признайся в этом для начала самому себе, хватит жевать одни и те же сопли. Тебе прекрасно известно: если не можешь изменить обстоятельства, поменяй свое отношение к ним. Чего стоит репутация по сравнению с жизнью родного человечка? Смешной вопрос. Напишешь ты эти рассказы со всей пролетарской ненавистью. Еще и поглумишься между строк, ты ведь умеешь. Над потребителями, над заказчиками, над самим собой, - каким был еще час назад.
Вот и пробочка рассосалась. Да, авария, но без жертв.
Через несколько минут он доберется до дома. И первым, что скажет, шагнув через порог, будет: «Танюша, у нас хорошие новости!»
Так давно не видел ее улыбку…
А кошек, что продолжают скрестись на душе, можно перетерпеть. Они не смертельны.
