Сашка со мной не разговаривала три дня. Это было ужасно. Как я не просила прощения, как ни ластилась к ней – бесполезно. Она смилостивилась только тогда, когда я во всеуслышание пообещала ценой своей жизни написать на стене ругательные слова, если Сашка меня не простит.
Она умилилась и простила. Сашка – чудо.
Она взяла с меня обещание, что я больше никогда не стану выделывать никаких экспериментов со стеной. Мне пришлось пообещать. Бедная глупенькая моя Сашка! Эксперименты – это одно. А исследования – другое. Исследований своих я бросать не собиралась.
Едва восстановив силы, стала наведываться в библиотеку пансионата. Это была огромная библиотека. И найти в ней можно всё, чего только твоей душе угодно: от подшивок газет за последние сто лет, до новейших энциклопедических изданий.
Я же искала все, что связано с нашим пансионатом. Проспекты, брошюры, какие-нибудь очерки, диссертации (ведь кто-то из врачей пансионата наверняка защищал диссертацию и упоминал что-нибудь о нас, своих пациентах), лекции…
Ни-че-го. Абсолютно. Нашего пансионата не существовало на свете. И никто не знал (или не говорил), что за море плещется под нашими окнами, что за курортное местечко облюбовали устроители пляжей, и на карте было бесполезно искать село Первостанция, которое располагалось в километре от нашего пансионата. Потому что и карт что в библиотеке, что на всей территории комплекса – не было ни одной.
Я попробовала воспользоваться интернетом – компьютеры были доступны в любое время дня и ночи. Но поиск любых ссылок хотя бы на этот один ориентир – село Первостанция, - не давал результатов, страницы оказывались либо устаревшими, либо блокированными.
Все люди – как люди, отдыхали, купались-загорали-рабычили. Они никуда не спешили, они ни к чему не стремились, они лечились, и им было от этого лечения хорошо. А мне не отдыхалось и не лечилось. Я потеряла покой. Даже аппетит пропал.
Мне стали снится кошмары. Сашка теперь ночевала в моей комнате, будила меня, когда я начинала кричать во сне, и врачи озаботились моим состоянием.
Однажды мне приснилось, что кирпичная стена превратилась в змею, обвилась вокруг меня и стала душить меня, я пыталась разжать её тугие кольца, но умирала… Спасла меня Сашка: ледяной водой плеснула мне в лицо и врезала пощечину, но это уже после того, как долго и тщетно трясла меня, зажимала мне нос и щипала за руки, пытаясь разбудить.
После этого сна мне стало совсем худо. Я боялась засыпать, глотала энергетики, превратилась в страшилище, и Сашка сначала злилась, потом уговаривала выбросить из головы эту чертову стену, потом грозилась рассказать все врачу и посадить меня в изолированные комнаты.
- Сашка, - говорила я, - да пойми ты, что тут что-то нечисто. Что-то скрывается за этой стеной, какая-то мерзость, какая-то гадкая тайна…
- Ну и пусть, - отвечала она, - пусть. Тебе-то что? Стоит эта стена испокон веков и никому не мешает, кроме тебя. Время её когда-нибудь разрушит. Пойдем на рыбалку, а?
Мы пошли на рыбалку. Ушли далеко за скалы, но и оттуда был виден оранжевый кусочек стены. Сашка болтала без умолку, я пыталась поддерживать разговор, но мысли вертелись вокруг одной-единственной проблемы: что такое – эта кирпичная дрянь, лишившая меня покоя?
Энергетический барьер, который прячет от нас что-то секретное, лабораторию, например? Там проводят жуткие опыты и тамошним ученым не нужны лишние свидетели? Или это какая-то древняя защита нашего пансионата, остаток крепости, поселения, башни? И почему слышен некоторым из отдыхающих голос, зовущий их за стену? И почему уходят от нас те, кто голос услышал? А главное – куда уходят?
Рыбалка закончилась ужасно. Сашка оступилась, упала на острый камень и разрезала себе ногу. Пришлось тащить её на себе до пансионата. Один плюс – Сашка болтать перестала.
Врачи запретили ей купаться в море, море нога не заживет. Но зато у меня появилась новая забота, которая отвлекла меня от собственной головной боли: солнечные ванны Сашке разрешили, и я помогала дойти ей до пляжа, а потом обратно. Пока она млела на песке, я купалась. Возле кирпичной стены, как всегда.
Ближе к полудню мы перебрались под зонтик – солнце жарило немилосердно. Нам принесли сок, мы лежали и блаженствовали на шезлонгах. Сашка задремала, а я смотрела на теплое море.
Вдруг раздался женский крик. Я вскочила. В нескольких метрах от берега в воде бродила девушка. Я её не знала – какая-то из новеньких. Она была как во сне: растопырила руки, ощупывала ими пространство вокруг себя, вращала вытаращенными глазами, и время от времени вскрикивала. Все, кто был на пляже, с сочувствием смотрели на неё, но никто не спешил ей на помощь.
- Вот и ещё одна уходит, - сказал мужчина, расположившийся рядом с нами. – Тяжело уходит. Не хочет.
- Куда? – в упор спросила я. – Куда уходит?
- Как куда? – спокойно ответил он. – Известно куда. Назад.
Потом он посмотрел мне прямо в глаза, что-то прочитал в моем взгляде и протянул:
- Да-а, понятно.
- Что понятно? – почти крикнула я.
- Замолчите, - вдруг рыкнула моя Сашка. – Заткнитесь. И ты тоже.
Это уже в мою сторону.
Девушка снова закричала. И я разозлилась.
Они все тут что-то знают – все, кто давно в пансионате. Знают, но сознательно не говорят. Они смотрят на уходящих, жалеют их и ничего не делают.
Я вскочила с шезлонга и кинулась к этой девушке. В воде трудно бежать, но злость придала мне сил – я в два прыжка преодолела расстояние, схватила девушку в охапку и потащила на берег. Она билась в моих руках, как большая скользкая рыбка, она рвалась назад, в теплую воду; она слышала голос стены, и он тянул её к себе.
Сашка что-то кричала, лицо её было перекошено. Но я упорно волокла девушку на берег и, наконец, упала вместе с ней на песок. Она вся тряслась, как от холода. А потом потеряла сознание.
Кто-то звал врачей.
- Нельзя было, - сказал тот мужчина мне, а потом похлопал по плечу. – Но ты смелая, не то, что мы все здесь. Наверное, скоро и тебя позовут.
- Объясните мне… - сдержанно начала я, но Сашка уже хромала ко мне, схватила меня за руку и рывками потянула к корпусу пансионата.
- Сашка, ну, Сашка, да что такое? – спрашивала я, но она молча вела меня в комнату.
Задернув все шторы, плотно закрыв двери и повесив табличку – «Не беспокоить», она заставила меня сесть на диван и без сил упала рядом.
- Сашка, что происходит? – строго спросила я.
- Дуся, ты тупица! – заявила она. – Я столько раз вежливо просила тебя – не лезь в те события, которые не понимаешь. Ты тоже хочешь уйти? Хочешь меня бросить?
- Не хочу, - ошарашено ответила я. – Нет, ну правда…
- Если хочешь остаться со мной – больше никаких подвигов, исследований, экспериментов. Ясно?
- Ясно, - покорно сказала я. – Не будет. Если ты мне все расскажешь.
- Расскажу. Но учти – это только мое мнение, и я им с тобой делюсь. Мы все здесь временно. Ну, почти все. Кто-то останется здесь навсегда.
- Это понятно: кто вылечится – уедет. Кто не вылечится – останется.
- Дуся, заткнись.
Такой я Сашку ещё не видела. Она вся покрылась нервными красными пятнами, без конца терла и выкручивала пальцы, теребила волосы. И говорила она нервно, отрывисто.
- Мы прибываем сюда на реабилитацию. Мы здесь восстанавливаемся. Мы все мертвы.
- Что? – я чуть было не рассмеялась, но увидела бешеные Санькины глаза и замолчала. – В каком смысле?
- В том смысле, что наши тела мертвы! – зашипела она мне в лицо. – Ты умерла, я умерла. Все умерли там, в другой жизни. Здесь только наше сознание. Многих зовут обратно, их жалко – они будут снова там умирать. Больше всего повезло тем, кто останется здесь навсегда – таких немного, но они есть. Остальные будут призваны вперед, дальше. Что там – дальше, никто не знает точно, видимо, новая ступень развития. А назад - это страшно, назад это в ту самую жизнь. Никто туда назад не хочет.
- Сашка, ты с ума сошла, врешь ведь - сказала я, но что-то внутри меня сжалось – нет, не врет, черт! Она знает, что говорит. Это даже не просто её мнение, это факты она мне выкладывает. – Откуда ты все это знаешь?
- Я здесь давно, - ответила она. – Очень давно. Меня однажды стена тоже позвала. Вечность назад.
- Боже мой, - сказала я. – Сашка!
- Это было очень страшно. Ты идешь в воде, а она как студень. Воздух становится густым, дышать трудно, поэтому люди кричат. Солнце исчезает, небо исчезает, песок, море – ничего не остается. Стена тебя притягивает, входишь в неё и…
Она замолчала.
- И что? – шепотом спросила я, покрываясь холодным потом.
- И всё. Больше ничего не было. Кто-то меня вытащил на берег. Такая же, видно, как ты – любительница подвигов. А может – сама вырвалась. Не знаю. Но больше испытать такое я не хочу.
- Сашка-а, - протянула я, - неужели мы так рождаемся в том мире? А? В нашем, где жили?
Она вскинула на меня свои огромные голубые глаза.
- Может быть. Рождаемся, оживаем, умираем… Дуся, не лезь больше к этой стене проклятой, - сказала она почти жалобно. – Я-то не уйду – говорят, что у тех, кто вырван у стены, иммунитет к голосу вырабатывается. Но это тоже никто точно не знает. А вот тебя она позвать может.
У меня никак не укладывалось в голове – в той своей настоящей жизни я умерла, оказывается. Но почему-то эта новость меня не удивила. Словно об этом я уже давно догадывалась, но верить отказывалась. Но почему – стена? Что это – та самая грань, отделяющая курортный мир от реального? Грань, напоминающая, что райская жизнь в пансионе на берегу теплого моря лишь фантазия сознания, покинувшего мертвое тело? Наверное, поэтому защищена стена от нас, бестолковых людишек, пытающихся разгадать тайны Вечности.
- Сашка, - сказала я, - это ведь кошмар.
- Не печалься, Дусенок, - весело сказала Сашка, возвращаясь в сове привычное беззаботное состояние. – Такова жизнь.
Потом мы пообедали. Сашка травила анекдоты, к нашему столику подсела компания молодых людей. Рай!
Ночью была гроза. Гремел гром, дождь лил, как из ведра, ветер гнул пальмы почти до самой земли, волны остервенело набрасывались на берег, а мы с Сашкой стояли у окна, обнявшись, молча смотрели на светопредставление. В номере было тепло и тихо, так уютно, по-домашнему спокойно.
Утро, как всегда, встретило нас солнцем. Как же по-другому? Ведь всем хочется, чтобы отпуск у моря прошел при хорошей погоде.
Сашка решила устроить пикник. Мы набрали компанию, обчистили буфет и пришли на пляж с огромными одеялами. Даже после сильного ночного дождя песок был сухой. Подумаешь, никакого чуда! Просто отдыхающие на курорте сознания так пожелали.
Разложили скатерть, расставили тарелки с бутербродами, салаты, расплескали шампанское по салатам, нашли это очень веселым, долго хохотали.
Кирпичная стена сегодня была вымыта до блеска. Дождь выровнял на ней все щербинки, сделал ярче, чем обычно. Мы кидали в неё мелкие камешки и смотрели, как они, не долетев до стены, меняли траекторию и плюхались в песок.
А потом на чисто-голубом небе появилась белая пленка. Она наплыла незаметно, никто и внимания не обратил, но пленка ослабила свет солнца, приглушила краски. Мы толпой полезли купаться. Плескались, как дети, орали, топили друг дружку, Сашка счастливо визжала, и мне было очень хорошо.
Поэтому, когда я услышала зов, улыбка с моих губ не пропала. Усиливающее притяжение кирпичной стены позвало меня на глубину, и я пошла. Вода и правда стала, как студень, как густой кисель, но идти в нем было совсем не трудно.
Это не было страшно – уходить. Сашка либо наврала, либо сильно преувеличила. Гудело в ушах, громко стучало сердце, становилось жарко – но страх… Нет, это больше походило на прелюдию к сексу… Волнение, возбуждение, томление… Но не страх.
- Дуська! – крикнула Сашка, и голос её был далеким-далеким. Я обернулась. Она стояла у кромки воды и рыдала, протянув ко мне руку.
- Сашка, - сказала я нежно, - меня зовут. Я должна уходить. Сашка-а-а-….
Она бросилась ко мне. Я на секунду испугалась, что она попытается вытащить меня, как я – ту девушку. Но – нет, она остановилась и продолжала кричать:
-Ду-уся!.... Ду-у-сенька!...
- Сашка, мне пора, - сказала я с сожалением. – Прощай, Сашка…
Горячее море медленно вскипало вокруг меня. Я приблизилась к стене и кирпичи стали прозрачными, растворились в воде… Я вошла в сверкающую разными огнями молочную мглу, и уже больше не слышала ни Сашкиного рыдания, ни прощальных криков приятелей, ни сказанного мне вслед:
- Хорошо уходит, легко.
Я вернулась.
Вернулась в боль. Из горячей воды меня вытащили и сразу окунули в мешок с острыми иглами, и иглы впились в мое тело. Во рту была кровь, в глазах была кровь, в ушах был мой собственный истеричный крик… Вспыхнули лампы, заговорили люди, потом я вдохнула кислород и очнулась.
- Слава богу, - сказал кто-то. – Будет жить.
Да, я буду жить. Потому что я была в коме всего один день. Один короткий день здесь, в реальном мире, и несколько месяцев там, в райском месте, в пансионате для мертвых.
Я не умерла. Сашка ошиблась.
А вот Сашка, скорее всего, действительно умерла. И может, это не та чудо-Сашка была вовсе, а нечто абстрактное, собирательный образ моих лучших друзей, просидевших сутки через стенку от меня, в больнице, и молившихся, чтобы я, дура такая, отчаянная гонщица, выжила после аварии.
А может – и нет. Может, Сашка осталась действительно там, за стеной.
Может, она тоже вернется однажды. Родится. Оживет. Выйдет из комы.
Я попросила друзей принести мне ноутбук.
Я буду писать. Сашка, если она окажется в моем мире, сразу поймет, что это писала я, и что я ищу её.
На ноутбуке я набрала первые строчки своего огромного объявления:
« …Кирпичная стена вырастала прямо из моря. Она была полуразрушена и невысока – всего-то метра 3-4 в самом высоком своем месте, длиной метров в 15, но увидеть, разглядеть, что за ней, - было невозможно….»