Добрый день, дорогая Джес. Весь апрель будут лить дожди, жизнь – дерьмо, а еще чудес не бывает. И ты не жди. Мама снова была права. Каждый друг в перспективе – враг. Привыкай воевать на два: слишком много грядет атак и не ясно еще, кто за, кто копает нещадно рвы. Знаю, Джесси, твои глаза цвета высушенной травы, голос нежен, и полутьму ты вплетаешь в ресницы, но замечательному ему это, милая, все равно. Он кутит по своим мирам, ясноокий, дурной божок. Сотни тысяч оконных рам и один роковой прыжок – быль, заученная до дыр. Скучноватый пустой конец. Ну, а ты потрепаешь мир как положено. Ты боец самых выверенных полков – обезличенный человек, под неволей тугих оков сроком на босоногий век; по природе – всего лишь раб, ходишь вытоптанной тропой. Презирай его глупых баб, пой о нем, если хочешь, вой, напиши ему раза два, собирай его по частям: губы, волосы, рукава. Я тебе убежать не дам. Будет солоно. По пути растеряешь саму себя, а опомнишься – не найти; а опомнишься - не любя признаваться и целовать, и откуда-то двадцать семь: ты его не умеешь знать. окончательно. насовсем; ты о нем разучилась пить, бить посуду, читать в ночи. А любовь? Так кому любить, я решу без тебя. Молчи и не кисни, давай, держись – вдох и выдох, и выдох-вдох. Это, детка, и есть жизнь. С наилучшими, твой Бог.