Когда моя любовь, не сняв пальто, взойдёт на эшафот твоих желаний – ты станешь новой музой Модильяни, я вспомню что-то важное не то… и прерванная цепь замкнётся нами, и вечность превратится в шапито, накрытая дресс-кодовым цунами. Последний неприступный бастион рассыпется на мириады терций, а мы, два оголтелых иноверца, возьмёмся строить новый Вавилон, вмуровывая каждый по пол-сердца в изъеденный разлуками бетон. Но, вставши раз на линию огня, смешно просить прощения у Бога... отравит, как ипритом, безнадёга, и ты не сможешь вынести меня ни с поля боя, ни ещё немного... тебе ли, жрице праведного дня, не знать в который Рим ведёт дорога? Проруха-память зарубцует раны, поставив оглоушенного в строй… я помню – ты была моей сестрой, но вряд ли милосердия… так странно рвёт подсознанье образы порой - смотри, как погружается в нирвану твой нереализованный герой. И мне бы с ним, но рано, рано, рано…