Мой скуластый мальчик, моя зазноба,
Продирающий до озноба,
Курит «Винстон»…повадки сноба…он звучит, как в оркестре, альт, .
Соловьи запели свои свирели,
мой любимый мальчик рожден в апреле,
Невзначай улыбнулся, и все смотрели, как я падаю на асфальт.
Я такого все тридцать лет хотела.
Не ходила замуж. Ждала, терпела.
Мне б сорваться с дерева оголтело, прилететь золотым листом.
Милой «куколкой» даже готова стать я,
Поменять любимые джинсы на платья,
И обнять его, задушив в объятиях, И висеть на шее крестом.
Столь влекущий белой рубашки вырез,
он мальчишка, он до конца не вырос,
он смертельный, страшный и мощный вирус, он уже стоит у крыльца
Он ласкает смело, целует южно,
Улыбаюсь глупо и так натужно,
мне сейчас совсем ничего не нужно, кроме этого сорванца.
Как же тут не взвыть от тоски и боли
Не спросить у неба: за что? Доколе?
Он плетет венок для меня на поле, у меня на него чутье
Прикоснусь к нему, и мороз по коже;
но Господь, несбычи мои итожа,
его имя вычеркнет – этот тоже. Тоже, девочка, не твое.