наш безымянный век пропал,
под звонкий перестук колесный
я вижу тонкий твой овал
и петербургских улиц осень,
дышу на руки и глаза,
а сам уже околеваю,
и не успеть мне рассказать,
как хорошо в зеленом мае,
нас рассекли чужой рукой
и передали, как по акту,
теперь и я в стране другой
ничтожный винтик по контракту,
как мало греть мне довелось
в несуществующей России
овал лица и прядь волос,
и руки бледные до сини.