Дорога, языком диковинного зверя, пробует облака, по пути слизывая машины. По обеим сторонам этого огромного языка, как зубы старого человека, чернеют дома брошенных деревень.
Я направляюсь на машине к своей подруге, вернее туда, где она родилась, где остались жить еще люди, которые не изменили своей земле.
Наматывая дорогу на колеса, машина летит сквозь левитановские картины. Дубы, сосны, березы, как люди, подняли свои ветви-руки к небу, прося о пощаде. Как на карусели, бегут мимо глаз поля, сельськие домики, необычайной постройки - в сруб. Колодцы-журавли, разглядывающие себя в застояшейся воде, столбы с аистиными гнездами, сгоревшие остовы деревяных, когда-то счастливых домов, где зажигательная музыка созывала во двор всех жителей, разделить с ними счастье любви - свадьба, рождение новой жизни.
Теперь же на дорогу, невидящими глазами, уставились коровники, как бы присевшие на время отдохнуть после тяжелой работы, да и умерли навсегда, забытые, заброшенные всеми.
Осень. Вечереет. Редко по дороге встречаются дома-обитаемые. Из окон тускло-угнетающе плывет на дорогу желтый свет, теряясь в темноте. Люди бросили эти места, где для них пели соловьи, плескалась рыба в озерах. "Не верится, - говорит моя подруга,-что здесь звучал детский смех, играла музыка, а впереди в жизни ожидало столько интересного".
Увы, сейчас ничего уже не осталось. Все больше людей бросают свои земли и идут, едут искать счастье в переселенных городах, где их совсем никто не ждет. Дышат газами, едят продукты сомнительного качества. И все это тоже не приносит им радости.
И так, через четыре часа езды мы на месте. Разминаем ноги. Входим в дом мимо сарая, где, городскому человеку ударяет в нос запах коровы, молока, сухих трав и разливается по телу тепло от улыбок хозяев. От предложенного борща отказываюсь. Крынка молока с куском черного хлеба, испеченного тут же в печи взбадривает. Но потрескивание сухих поленьев, жар, размаривает и усыпляет. На улице чернота. Хотя всего шесть часов вечера. Только луна, да звезды освещают все еще живое село.