Поэзия
Легко увидеть в лебеде печальном
Поэзии первоначальный смысл,
В осеннем дне, в раскате грома дальнем
И в тайне малых и великих числ.
А вот в обычной луже у забора,
В мышонке, веселящемся в стогу,
В окурке, смятом после приговора,
В машинном следе на сыром снегу.
И дальше, дальше: в атомных сплетеньях,
В невыносимом таинстве веков,
В отвергнутых пророческих реченьях
И подвигах блаженных дураков.
И даже, если всякое значенье
Мы совлечем с земного естества,
Неужто эта бездна Нерожденья
Не прозвучит, как первая строфа?
Поэзия, ты до творенья мира
Явила свой непостижимый лик!
Ты - Божьей Славы творческая лира!
Ты – человека искренний язык!
***
Ни облаков, плывущих над полями,
Ни милых луж, от прошумевших гроз,
Ни этого забора со щелями,
Под сенью древних, сереньких берез,
Не будет там. И многое иное
Прекрасное уйдет в небытие.
Когда Господь, как радугу пред Ноем,
Нам явит Царство вечное Свое.
И мы забудем солнечные блики
Земли, вскормившей каждого из нас,
И матерей сияющие лики,
И Родины неизреченный глас.
И песен русских более не сложим,
И не окликнет детский голосок,
И слезы высохнут, и никогда не сможем
Последний с нищим разделить кусок.
Но малодушья смертного испуга
Не будет в сердце. Неприступный Свет,
Объемля бытие земного круга,
Со всякой жизнью заключит Завет.
И Голос Бога, словно голос Друга,
Как тихий гром, как медленный прибой,
Как чистый блеск серебряного плуга,
Увидим и услышим над собой,
И этот мир, идущий в Неизбежность,
Стенающий под гнетом суеты,
Благословим за горестную нежность,
За светлый образ умной красоты.
Письмо с Кавказа
Мама ты получишь похоронку,
Думаю недели через три,
Распишись и отложи в сторонку,
И с моей душой поговори.
Завтра в планах новая атака,
Будет давка у небесных врат.
Поле загустеет красным маком,
Только Бог ни в чем виноват.
Каждого Он встретит как героя,
И Победой наградит за смерть.
Ненависть железом землю роет,
А любовь распахивает твердь.
Ты сюда не езди с извещеньем,
По вагонам не ищи меня,
С возвращеньем сын мой, с возвращеньем,
Так скажи у вечного огня!
В храм придешь, платком чернее смоли
Головы своей не покрывай,
После жатвы колосков на поле
Хватит на солдатский каравай.
Общей болью, как Пасхальной чашей
Дух скорбящий будет примерен,
Птичьи гнезда на вершинах башен
Оградят содружества знамен.
Материнский подвиг твой окончен.
Нынче Бог печется обо мне.
И звучат божественней и громче
Голоса убитых на войне.
Гость
Гость пришел. На ботинки его
Я смотрю как на черные дыры.
И мне хочется больше всего
В темный лес убежать из квартиры.
А потом оказалось не гость,
Старый друг из деревни транзитом.
Он привез виноградную гроздь
В стеклотаре, лозою повитой.
Он расскажет такие дела,
Мол, шатался всю ночь по округе
И стихов написал до зела,
Если хочешь, прочтем на досуге.
Мой ответ будет - праздничный стол
И ночлега земное гнездовье.
Разве нужен поэтам рассол,
Когда мир занесен в предисловье?
Мы поутру заварим чаек,
От души, и продолжим сказанья,
Так что жизни солдатский паек
Станет сладостей, чем подаянье.
Этот день не раскрошишь, как хлеб,
Не прольешь, как вино ненароком.
Друг прищурится, словно ослеп.
Вдруг застынет подобно пророкам.
И обнявшись как числа в дробях
Потрясая друг друга за плечи.
Эту жизнь. Эту смерть. Этот прах.
Оправдаем, как повод для встречи.
***
Ты от четырех стихий тварь сочинивый,
Четырьми временны круг лета венчал еси…
(Из молитвы на освещение
воды в чине крещения)
Дождь идет. Всё затянуло серым.
И земля, луженая теплом,
Кажется прозрачным полимером,
Не напоминая больше дом.
И деревья сжались, как гармони,
И меха дыханья своего
Затянули в жесткие болоньи,
Не воспринимая ничего.
Даже там, у самой сердцевины,
На пластинках годовых колец,
Вписанные временем былины,
Замотало сыростью вконец.
Мир разбух, как старая колода,
Всякой форме наступил предел.
Не поймешь, какое время года
Нынче Бог устроить захотел!
Глохнет день, и вытолкнуть не может
Тленный дух животной немоты,
И в бессильи сочиняет рожи
На стекле, и прячется в кусты.
Только птицы, маленькие звери,
На столбах электропередач
Всё поют, своим привычкам веря,
Не сходя на безутешный плач.
Вот и я, подобно этим зверем,
Буду петь о счастье бытия.
Этот мир рассчитан и измерен.
Этот мир – вторая плоть моя!
Но душа свободна от печали,
Даже если вся она – печаль.
Было Слово сказано в начале,
А уж после утвердилась даль.
Что же так горюет в непогоду
Человек – и дуется на всех?
Бог сегодня сочиняет воду,
Отметая суматоху вех.
Все есть
В тебе есть Пушкинская ясность,
И Кюхельбекера хандра,
И Батюшкова несогласность
С собой в глухие вечера.
Стихов Жуковского певучесть,
И Тютчева смертельный стон,
И Фета роковая участь
Судьбы испытывать закон.
И Анненского свет над бездной,
И очарованная даль.
Восторг Мартынова безвестный
И Заболоцкого печаль.
В тебе негаданно открылась,
Та восприимчивость души,
Которую как Божью Милость
Не разменяешь на гроши.
О, невозможность небылицы:
Листать, не разбирая слов,
Тебя страницу за страницей,
Как антологию стихов!
Дышать над буквицею каждой,
Гармонией упиться всласть,
Чтоб сердца утоляя жажду
В Литературе не пропасть.
Мужики
Без меча, без дороги, без веры,
Все куда-то спешат мужики,
Им салют отдают пионеры,
А они запивают с тоски.
Как крапивою хлещутся матом,
Горько шутят о бабах своих,
Карамель покупают ребятам
И затрещины сыплют на них.
Здраво судят о горестной жизни,
Ходят в кепочках и сапогах.
Все клянут в этой нищей отчизне,
За бутылкою сидя в кустах.
Но бывают, бывают просветы,
Обретают и веру и меч,
И тогда говорят, как поэты,
И готовы за Родину лечь!