Болван идёт на амбразуру,
а пуля-дура говорит,
- Щас, малый, я те поцелую –
глянь, ан, уж дырочка горит.
Смерть любит дураков, да глупых,
с них ей всех больше урожай,
прикинулся я тоже трупом,
лег в траву, да, до горя жаль.
Жаль, что закончились патроны,
переклинило пулемёт,
пустырник клонится, да звоны
пчела забредшая плетёт.
Фашист мой осторожно ходит,
винтовкой мёртвых ворошит,
- Wie hier ist sie ? – Серёгу, вроде,
сейчас достреливать решит.
А с тополя летят снежинки,
обсыпали бушлат, да - в рот,
рот комиссар открыл Калинкин,
когда орал в меня – Вперёд –
Фриц к документам тянет руки,
решил, нагнётся – задушу,
всех проверяет, по науке,
зигзагом, по карандашу.
Вот, паучок упал с травинки,
и осторожно шепчет мне,
- не шевелись - слюною липкой,
сукровь размажу по спине.
Всё горше грусть, трава высока,
глядят с небес, Сорокоуст,
как я, вдохнув в себя глубоко,
сготовился в костяшный хруст.
А облака дождём налиты,
который хлынет нам с ведра,
и напоит собой убитых,
оставив мокнуть до утра.
7 мая 2010 г.
С-Петербург