Сегодня у меня ответственная миссия – окончательно выкликать из тумана полгода прятавшегося от нас Ежа Лиру, замечтательного автора и просто хорошего ежовека.
Судя по тому, как творчески он подошёл к самопредставлению, – mission possible.
- "скажите о себе немного слов". я удивляюсь: о себе - немного?
куда вас, сударь, к чёрту занесло; сударыня, куда вы, ради бога?
не хватит миллиона или двух, ни мимики, ни жестов несуразных.
как лапки дегустируя лягух - принцессы не получите ни разу,
так правды обо мне вам не узнать. да я, по-правде, сам её не знаю.
вот - мясо, кровь и группа, резус на предплечье. этот мне не сдать экзамен -
барахтаюсь как в лужице щенок, тону в словах, но больше междометьях.
так беспардонно много вмещено, так удручённо мало я заметил.
но вот он - я. аз есьм. чего ещё? и грянул гром, финита ля, фанфары.
а что до слов, то новый пересчёт мне показал - достаточно и пары.
Он ещё и скромный. Оно и к лучшему, скромного приручить легче, наверное…
она говорит: у меня внутри изнывает бездна,
в нерастраченности любви угасают звёзды.
а он отвечает: это всё интересно,
позвони мне в следующий хэпибёздэй.
она говорит: вера моя - это верность лебяжья,
я обескрылена-обескровлена - я на пределе.
а он отвечает: знаешь, наверно даже
я сам позвоню тебе как-нибудь на неделе.
она говорит в пустоту, а он отвечает
скорее больше себе, чем кому-либо.
и если в ответе за тех мы - кого приручаем,
то не приручать никого - это тоже выбор.
Кто же эта «она», может
это тяжёлое низкое небо
давит, а миру - всё нипочём.
осень, укутавшись пёстрым пледом,
тихо плачется мне в плечо.
что ты дурочка, что случилось?
тише, ну, не реви, не реви -
жизнь театр и соус чили
здесь давно суррогат крови.
знаю я, что пассаж банален,
знаю, только вот ты - не плачь.
хочешь, укроемся в скуке спален
на одной из заброшенных дач,
где простор ограничен, тесен,
где безлюдно и леденено.
будет нам чайник насвистывать песен,
в гости захаживать леди ночь.
хочешь.. как там.. - "взорву все звёзды",
что же, глупая, ты ревёшь.
дым давно заменяет воздух,
пропасть отдельно - отдельно рожь
колосится, и шаткий мостик
между августом-декабрём.
это взрослость всего лишь, осень,
слышишь - взрослость, мы не умрём.
дети уже не боятся упасть и
с серьёзными лицами по мосту...
вдох наполняет горелый пластик -
это дворники жгут листву.
Осень… осень… сразу хочется посчитать цыплят и завернуться в тёплый плед от [strike]грех[/strike] гриппа подальше
прыгает температура – тушканчиком,
шарики ртутные собираются в чёрное солнце.
и оно светит мне – холодно, зло, обманчиво –
знакомое солнце с обликом незнакомца.
знакомая осень, такая привыч-привычная
к вычитанию, к пересчёту заблудших цыпок.
а цыпки гриппуют – видно, судьба у них птичья,
и не пробивают плоскости антрацитовой.
нет, не взлетается – всё по законам ньютонов,
всё по законам, по правилам.. столько правил.
боль прижимаю к груди и качаю-баюкаю –
баюшки, говорю, боль баюшки, говорю, баю.
а потом – ну его к черту, ну! просыпайся и
выбежать на улицу, в слякоть, вдохнуть снега..
и задохнуться – ненастоящим, пластмассовым.
и увидеть небо,
глубокое
голубое
небо.
Так, лёжа под пледом, тянет на философствования и
время кукует – "ку-ку ку-ку,
где же вы кукушата."
я замираю на правом боку
в форме пружины сжатой.
я замираю, а время нет,
время течёт рекою.
и не приходит уже ко мне
старый Оле-Лукойе.
время стирает лица друзей,
школьный усердный ластик.
смерть – это что-то из жёлтых газет,
рубашка, пиджак и галстук.
я же спешу, я спешу дожить –
вовремя-время-время.
Ассоль допивает мартини-джин,
так и не встретив Грея.
так и не встретив, и весь вопрос –
времени парадоксы.
я допиваю свой кальвадос
очередной. високосный
жизни очередной лоскут.
секунды-бусинки нижет
\\я замираю на правом боку\\
время, ну подожди же.
В размышлениях не замечаешь, как подхватывают тебя
реки текущие на восток — высокогорный нрав.
я выдуваю слова в свисток, дудочку из ребра,
словно бы вечность — моя река, груды редчайших рек.
не замечая: вода — горька, трещинки на ребре.
я выдуваю слова — и вот дудочку я сломал.
по перекатам, порогам вод ветер несёт слова:
"молоды! живы! всегда! всегда! ярость в груди — гори!"
бьётся о скалы вода-вода, станет песком гранит.
время течёт и течёт — песок, реки, моря песка.
в реки текущие на восток слово я отпускал,
но повернули внезапно вспять медные реки — мне
слов недостаточно — видно спят, где-то на глубине.
реки текущие на закат медленно-ленно, но
слово в рецепторах языка — галька в объятьях волн.
миг прошуршит, а пройдут века — пыль отряхни рукой.
течь будет вечно лишь речь-река времени наперекор.
и дует
... и лежишь, уткнувшись лицом в песок.
нет, не смотреть, нет, не вдыхать в себя.
ветер восточный стадо своё пасёт
ласково, обжигающе, но любя.
только любовь его слишком уж горяча,
ветхой одеждой кожу снимает с плеч.
воет слова любви и слова звучат,
словно бы это рождается волчья речь.
дышит он жадно-жарко песком пустынь,
ласка его остра, словно гребень скал.
я задыхаюсь, пусти же меня, пусти,
я не хочу золотых твоих гор песка.
ветер восточный, ветер -- огонь, пожар.
самовлюблённый, яростный, эгоист.
ты же такой как он -- сухощав, поджар,
у тебя в глазах чертенята танцуют твист.
нет, не вдыхать, не слушать и не смотреть.
ты же как ветер, такой же как он восточ.
я зарываюсь в подушку, не сметь реветь.
я не хочу тебя ветер, я ставлю точ.
отряхиваешь ленное забвение, ведёшь себя к окну, а там мерно и привычно дышит город
Не знаю, любит ли меня этот город
"Вечер бредит тайной
Стук за мной хлопнувшей двери
Боевой барабан выводит в аллею огней.
Мигание светофора
Магические пляски в чьём-то нутри
Там топают в сердце теплей-холодней."
(c) Мумий Тролль - Вечер
твой город - пробок, мостов, фонтанов, знакомый словно бы пятерня,
исчез в тумане, забредил тайной, привычный облик вдруг потеряв.
выходишь в город как на разведку, патроны в пачке пересчитав,
возможно там - за двойной разметкой - боязливая феличита.
а там туман. и туман такой, что нежнее чем творожки Danone,
густой и мягкий - погладить кошку, прижаться, всхлипнуть. ни одного
не слышно звука, не видно лика. замрёшь - и кажется всё вокруг
исчезло, стёрто небрежным кликом чьих-то заботливых добрых рук.
мигают изредка светофоры: "привет дружище, ну как дела?"
ты говоришь, что пока что вторник и время закусывать удила,
рваться в земные райские кущи. грозно рокочущий барабан
ритм убыстряя для всех гребущих, усердно пестует в нас раба.
тебе дожить бы до уик-енда, сплясав надоевшее ча-ча-ча,
ведь ты - герой, ты почти легенда героев магии и меча.
а дальше - проще. и вот твердишь ты: "осталась малость, совсем чуть-чуть.
и если раньше не съедет крыша, то это в общем-то по плечу."
октябрь - так хочется в листьев залежь упасть, укрывшись туманом, но
не будет этого - ты ведь знаешь, а будет лишь - ноутбук, блокнот,
а будет только - "устал как пёс я", и нервный срыв, и артрит. затем
среди незримого многоголосья угаснешь тихо и без затей.
и счастье будет бродить всё так же, тебе не встретившись на пути.
здесь сотни тысяч многоэтажек, дорог, людей, перепон, плотин.
но ты шагаешь сквозь мглу и осень, перелистав листвяную медь.
сейчас семь тридцать, а встреча в восемь - и значит можно ещё успеть.
а город?
"...Он был всего лишь осколком вымысла."
© Сара Зельцер
а город был
а город спал
уткнувшись снежной мордой в лапы
и было тихо
и крылато
и падал снег
и падал спам
врастая в почту и балкон
луна как мятная пастилка
таясь меж языком и вскриком
горчила мягко и легко
а город...
спал не слыша крик
и в пустоте бетонных клеток
крутилась русская рулетка
и поцелуй к виску прилип
и раненые поезда
крича неслись к вратам Эдема
звезда
взошла над Вифлеемом
пылая как полынь-звезда
пускай спит, главное, что
завтра наступит завтра, сегодня - хуже,
сумрачно и тревожно, предгрозово.
если её не станет сегодня - тут же
летнего зноя напейся, затем завой,
ветром завой, чтоб тошно чертям и прочим,
тем с белобрысыми нимбами над башкой
стало. а после пролейся над жадной почвой,
ливнем пролейся и хватит, ведь ты - большой,
взрослый уже, а значит не нужно плакать.
скольких таких ты видел, скажи, дурёх,
этих цветаевых, гордо идущих к плахе,
к точке отсчёта от одного до трёх.
вечер тревожен, душен, сжимает горло.
ночь загрохочет, прольётся как из ведра.
спит равнодушно привычный к уходам город,
завтра наступит завтра и never dies.
а завтра обязательно будешь ловить
говорят - лето говорят - бабье даже
и настырное солнце рожает солнечных ежиков
столь колючих что зайчик обескуражен
курит нервно в сторонке облепленный подорожником
идешь по трупикам пинаешь трупики
глаза за стёклами а под стеклом
недоумение считался умником
куда рассыпалось и утекло
три года как уже она ведь замужем
и дело в общем-то скорей не в ней
а в счастье словно бы в воду канувшем
пропавшем в омуте среди чертей
и осень близится преддверьем кризиса
могильщик в памяти копает вглубь
мне Бегемота бы со старым примусом
гори все пламенем дури и глупь
когда рот обнажается в красном оскале
когда сердце перестукивает поезда
быстрее скорых или даже гоночных
понимаешь - затёрли до дыр, затаскали
понимаешь напрасно упала звезда
и глазами ловишь ёжиков солнечных
Вот потихоньку и выбрели из тумана на открытую местность, а в-туман-ведущую дверь я сейчас заколочу, нечего порядочным Ежам там делать, а наш Еж самый наипорядочный, наиигольчатый и наиталантливый.
С молоточком наготове,
Грызелла Червячковская
P. S. Бенефициант намекал на конфетти из шуршащих листьев, voilà