С ближайшего подворья, у забора,
Где сад терял ряды в кудрявых ивах,
Собачья глотка, как солистка хора,
Протяжно затянула в переливах.
И вой, будто родившись в преисподней,
Вдоль окон и балконов нарастая,
Вздымался выше крыш, где посвободней
И там висел над тишиной, не тая.
«Мороз по коже», сердце «леденело»,
Не верилось, что это пес соседский,
Игнатия Полкан, что мог умело
И лапу дать, и ластиться по-детски.
Ворчали, кто от воя пробудился,
Неспящий так же, слыша то, ругался,
А вой стихал и вновь под небо вился,
И будто стон в том вое раздавался…
А днем жильцы с ответственным настроем
Пошли ругать соседей; надоело,
Как пес мешал им спать «дурацким» воем,
Вернулись,– объяснили суть и дело.
Все верно, то Полкан среди проклятий
Свою боль излагал подобным фактом, –
Скончался этой ночью дед Игнатий
И пес завыл, узнав об этом как-то.