Бенефис Марины Генчикмахер (Эссе)


© Нико Пиросмани

Плесни мне, Пиросмани, на разлив
Той непосредственности, о которой позже
Серьезный критик скажет: арт-наив;
Моя дочурка: «Я сумею тоже!»
Она сумеет тоже? Ну и пусть!
Уроки мамы не проходят всуе!
Я ярко-жёлтым солнце нарисую
И ярко-синим фоном задохнусь…

    Да-да, дорогой читатель, ты не ошибся – сегодня (и навсегда) мы робко, не дыша, прикоснёмся к неповторимому миру поэзии, созданному  Мариной Генчикмахер.

    По традиции несколько слов бенефицианта о себе:

    «В моих рифмованных опусах часто встречается местоимение "я"; за редкими исключениями типа http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/50644/, каждое такое стихотворение и есть "пара слов" о себе-любимой. Или o себе-нелюбимой – стихотворное настроение не всегда постоянно.
    Иногда мое робкое комплексующее "я" по старой совковой привычке прячется за громкоголосым самоуверенным местоимением "мы". Порой и совершенно третьи лица – "она" или "он" поют моим голосом; и хоть именно эти арии считают наиболее "личностными" моими стихами, они состоят не столько из фрагментов моей собственной жизни, сколько из наблюдений за посторонними людьми и вымысла.
    Для любителей анкетных фактов: я – эмигрантка, живу в Лос Анджелесе; работаю инженером-конструктором; замужем; счастливая мама очаровательной семилетней девчушки. Придерживаюсь дремучего графоманского убеждения, что истинные стихи всегда от Бога».


    Спасибо, Марина.

    А теперь я предлагаю отправиться дрейфовать по чистейшим морям стихотворений: перекатываться со строчки на строчку, заплывать за [strike]буйки[/strike] рифмы, погружаться в аллитерации, любоваться коралловыми рифами аллюзий, щуриться от ослепляющих образов.

    Моё знакомство с Мариной началось на одном их конкурсов ПКП (за что ему огромное спасибо), я прекрасно помню, что это было стихотворение

Кукушка

Кукушка талдычет «Ку-ку»
О славе, любви, оптимизме,
Кукушка сидит на суку,
А сук в часовом механизме.

А я вслед за нею в дуду,
Забыв, что тростинка не рупор;
Зачем-то веночки плету
Из лавра, который для супа.

Слежу, чтоб лучилась строка
Харизмой античной хариты.
А будь мне ворота открыты
Туда, где слова на века?

Ну дудочка грянет, как медь.
Ну вырвусь вперёд из запаса.
Но мне-то живой биомассой
Как прежде болеть и стареть...


    Между первой и второй… Не то… В общем, не останавливаемся, подбираем свои биомассы и дружно располагаемся

На киевском пляже

На киевском пляже над сонной рекой
Какой-то дремучий, тягучий покой.

Размеренно, медленно, наискосок
Вода наползает на серый песок.

На нас наплывают волна за волной
Ленивая нежность и солнечный зной.

И мы (или, может быть, это не мы?)
Глядим на облитые солнцем холмы,

На водную рябь и на синих стрекоз,
И все, что за водной чертой, — не всерьез.

Зарыто. Забыто в закрытых домах
На этих размытых сияньем холмах.

А есть лишь извечно нагие тела,
Истома любви и избыток тепла.

Но жидкая бронза старинной реки
Уносит, качая, пловцов за буйки,

И день, растворившись в сияньи, плывет
За прозелень времени в прозелень вод.


    Хорошо, правда? Только немного

Ветрено… Сизые с золотом тучи

Ветрено... Сизые с золотом тучи -
Вдоль океана.
Тут корабли проносили Веспуччи
И Магеллана.

Их ли бесплотные тени у борта?
Зыбкие тени...
След от вьетнамки ли, след от ботфорта,-
Морю до фени.

Смоет, окатит ворчанием хмуро...
Сдуру ль, по пьянке
Я угодила на эту гравюру
Старой чеканки?

И, перепутав века и сезоны,
Склянки и румбы,
Жду заплутавшего в зыби Язона
Или Колумба.

Чтоб, как в мечтаниях пустопорожних,
Взвиться по трапу.
Зря ты меня, бестолковый художник,
Тут нацарапал...


    Волны рокочут, прислушайтесь, ничего не напоминает, не иначе

Маяковский?

Маяковский?
Не поэт, а глыба!
Глыбище!
Подражанье Маяковскому -
Нелепица!
Я все нервы из себя
Построчно вытащу, -
Мастерю, леплю,
А лесенка не лепится.
Рядом с ним я
Будто карлица
На цыпочках.
Лишь слова жужжат в ушах,
Как рой на пасеке...
Он бы ухмыльнулся:
-Что Вы, цыпочка?
Вы на старости сыграть
Решили в классики?
Эпигонствовать задумали по лесенкам?
Сор из фразочек на лесенку
Не сыпьте-то
Лучше, милая, по глади
Мелким крестиком,
Украшая словно бисером -
Эпитетом.
Неужели Маяковский
Лишь по стилю я?
Массы славивший,
И, стало быть, убогий?
Нет!
Поэт, хоть голосует за флотилию,
Для поэзии- лишь парус одинокий.
Нестандартность и немассовость -
Стандарт его,
Он маршрутом, непомеченным
На картах,
Проплывает в измереньях недекартовых,
Параллельных измерениям  Декарта.


    А если вслушаться получше, кто знает, может, Сам

Заходит Мессия

  У бабы Марии ладони в сухих мозолях,
  И ноет спина; да и муж беспросветно ноет:
  «Все нынче иное!». Иное, а песня та же.
  Муж – старше. Мария помнит его лишь старым.


  Себя она помнит юной: с веселым смехом
  Она за водою с мехом бежит к колодцу,
  Где голос глубокий кличет ее голубкой,
  А ей, приголубленной, глупой блазнится радость.


  А было ли это?
  А, может, ей все приснилось?
  А, может, она это все сочинила позже?
  Что ей, приголубленной, глупой блазнится радость,
  А голубь с голубкой парят в голубом сияньи.


  Но счастие было недолгим, ей долгом – с мужем
  Брести и не думать, как ослик покорный –возле,
  По кочкам, по горкам, по горьким пучкам полыни.
  И страх их немерян: их род ненавидит Ирод.


  О, как же они устали! У стали острой
  Ни жалости, ни усталости, ни пощады.
  Вокруг говорят о крови: о крове жалком
  Не грезилось - если ясли – уже кроватка.


  А было ли это?
  А, может, ей все приснилось?
  А, может, она это все сочинила позже?
  Что страх их немерян, вокруг говорят о крови,
  Под стоны хамсина сына она качает.


  Но что размышлять о бедах, обед готовя?
  Заходит суббота, с субботой заходят дети.
  Ее сыновья – как равы: равняя травы,
  Мария вздыхает, что дочки ушли к свекровям.


  С печальной улыбкой Мария глядит на мужа:
  Пусть жизнь его давит, Давидов потомок стоек
  И, даром, что в легких от вздохов нелегких хрипы,
  Он скажет браху, и вино разольет по чашам.


  А было ли это?
  А может ей все приснилось?
  А может она это все сочинила позже?
  Давидов потомок вино разольет по чашам
  Отведай вина: и вина и беда забыты...


  Муж халу разломит. (Не зря ее руки тесто
  Месили....). Мессию бы потчевать этой халой!
  А внуки нахальные халу под полы прячут:
  На крошки пичугам... Да сами они – пичуги!


  Устали пичуги: зевают и трут глазенки;
  Наивные крошки... А крошки Господней халы
  Рассыпаны щедро по черному блюду неба,
  И месяц – черпак рядом с хлебовом благодати.


  А было ли это?
  А может ей все приснилось?
  А может она это все сочинила позже?
  Огарками свечи... И вечер прошел на славу,
  А месяц – черпак рядом с хлебовом благодати.


  Но ковшик ладоней Мария не тянет к небу
  Она не убога... У Бога Мария просит,
  Чтоб внукам не выпала горькая доля бабки.
  Под шелест хамсина Мария шепчет молитвы.


  Она засыпает. Во сне, будто это в жизни,
  Она засыпает муку и взбивает тесто,
  И в дом ее входит Мессия. Он просит халу.
  Он смотрит в глаза Марии глазами сына


  А было ли это?
  А, может, ей все приснилось?
  А, может, она это все сочинила позже?
  Заходит Мессия и смотрит глазами сына -
  Любимого сына, убитого на Голгофе.


    Мы вот млеем под лучами палящего солнца, нежимся на шелковистом песочке, а где-то

На окраине мира

"Он не нажил тут ничего и живёт где-то
на окраине мира – пять часов на такси,
он ругает транспорт и хмурится бородато
на свои небеси."
Евгений Клюев

Во сне его
Хокку с почтеньем внимает гейша;
«Не гейшу» его «не сна»
Можно разве лапать...
Ей хокку не в кайф, –
Ей хотелось бы рифм простейших,
Банальных, таких, что нащелкает каждый лапоть.

Ему надоело;
Он думал не раз: под поезд!
Но трудно решиться,
И он почему-то тянет...
Он тут – будто черный, почти самурайский пояс
Среди кушаков, подтяжек и прочей дряни.

Провинция...
Реки, в которых не сыщешь брода...
Щетина лесов;
Да и жители – бородаты...
Но есть же страна, где и витязи – безбороды,
А солнце всегда на востоке – и в час заката!

Восток...
Церемонным поклоном гостей встречая,
Красавица
В тоненьких пальцах сжимает веер.
О чем она после щебечет за чашкой чая?
Ей даже в кошмарах
Не снится дремучий север.

Зрачки –
Черный жемчуг в разрезах ракушек узких,
А суши...
Хорошая закусь, наверно, суши!
Он водку глотает не морщась,
Как все: по-русски,
А после «не гейше» в тоске
Изливает душу.


    или

В этом доме опустелом

В этом доме опустелом
Все не так и все не кстати:
Бродит тетка с дряблым телом
В старом байковом халате.

Бродит с миной невеселой,
Ест не вовремя и пресно,
Потому как разносолы
Для себя - неинтересно.

Ни к чему ее репризы,
Ни к чему ее капризы.
Ждет ее квадратом сизым
Невключенный телевизор.

Телевизор - это средство
Ощутить себя живою,
В чью-то юность, в чье-то детство
Завернувшись с головою.

Позабыв, что чудо-юдо
Караулит Несмеяну...

Я сама такою буду...
Я сама такою стану...


    Эх, тоскливо… Не легко им даётся счастье, и тревога снедает, как бы не пришёл кто, не потребовал:

Верни

За страстью - налево; к лавровым венкам - направо.
А я - по центральной, по средней, избитой тропке -
Страстей я боялась, не жаждала громкой славы:
Мне счастья хотелось в красивой большой коробке.

А там, у прилавка, как водится - шум и давка,
А весь дефицит лишь тому, кто умеет драться.
Давали без списка; ведь список - за правкой - правка.
Давали без выбора: ткнули на что-то пальцем.

Я горько рыдала: "О Господи, ты же видишь!
Оно - не мое!" А в доставшейся мне картонке
Доверчиво куксилось счастье - смешной подкидыш...
Ну как быть с ребенком, не думая о ребенке?

Сплошной хоровод: погремушки, разводы манки,
Восторги и страх, овладевший моей душою:
А вдруг за ним явится спутавший списки ангел?
"Хозяин нашелся. Верни. Ведь оно чужое!"


    Не вернём! Никому ничего не вернём! Ходют тут, смотрют…

    Уууууу, вот это мы заотдыхались-зафилософствовались, даже не заметили, как

Туча с неба сорвалась

Туча с неба сорвалась.
В небе - чисто. Снизу - грязь...

Люди ищут где посуше:
Не нужны им всюду лужи.

Но без луж, скажите, где бы
На земле хранилось небо?


    Бежим, бежим. Зонтик не трогайте, это

Зонтик для рыбки

Подарили рыбке зонтик в день рождения.
Округлила рыбка ротик от смущения:
– Мне и зонтик? Но куда?
Под водой – везде вода!
И на улице, и даже в помещении.

А вокруг цветут ехидные улыбки;
Суетятся и галдят подружки-рыбки:
Mол, конечно, неприятно!
Oтошли его обратно!
Рыбке – зонтик?
Он подарен по ошибке!

Услыхала разговоры каракатица
И сказала:
– Мне твой зонтик очень нравится!
Не выбрасывай, постой!
Это зонтик – не простой!
Он к лицу тебе, красавица, и к платьицу!

Утром солнышко зажглось на горизонте...
Прихватила на прогулку рыбка зонтик.
Вдруг – над ней акулья пасть!
Но под зонтик рыбка – шасть!
Рыбку с зонтиком, пожалуйста, не троньте!

Нынче знают даже рыбьи карапузы:
Рыбке зонтик – никакая не обуза!
Он любой зубастый рот,
Если нужно, обожжет!
Милый зонтик с этикеткою «медуза».


    Все успели от дождя спрятаться? Молодцы. Впрочем, ради таких минут блаженства не грех и до нитки промокнуть. Столько всего произошло и прочувствовалось за короткий промежуток времени. То ли ещё будет. Не сомневаюсь, если Марина не преуспела в отдельных жанрах или темах, то исключительно потому, что за них не бралась. Я эгоистично желаю ей новых творческих удач и буду терпеливо с нетерпением ждать хорошей погоды, дабы нырнуть в бездонную лагуну Марининой странички и насобирать свежесозревших жемчужин. Присоединяйтесь.

    Не прощаюсь, всегда своя собственная,
    Грызелла Червячковская

© Первый Конкурсный Проект, 19.10.2011 в 08:23
Свидетельство о публикации № 19102011082355-00237025 на Grafomanam.net
Читателей произведения за все время — 49, полученных рецензий — 16.
Голосов еще нет