То ищешь следы убежавших столетий, то бьешь сожаленьем поддых - ах, броситься б под ноги клодтовых бестий, и сразу же — всех восьмерых, то с купола рвешься скатиться под вечер, в его отраженье нырнуть, то вдруг на Египетском - сфинксом разлечься - молчать, улыбаясь чуть-чуть, ты плачешь, придумав печальные лица других - разведенных мостов - послушай, душа, моя глупая птица, я знаю, что будет потом: вот, вызовут «Скорую» милые люди, видавшие все из окна - жюри коммунальных присяжных осудит, прошепчет душевно: «Больна», и парочка дюжих ребят цвета пыли участливо скажут: «Иди», концы слишком длинных твоих белых крыльев связав у тебя на груди, тебя успокоит, приручит, состарит больничный покой зимних стуж, и ты замолчишь и пополнишь гербарий надежных исколотых душ.