Мы будем пачкать руки в воркуту
шопенокрылых тонких насекомых...
Единороги-псинки, на ходу
макая лапы в эхо многогрома
примерзших к подбородкам наших слов,
утратят нищету и одинокость..
На жигулях, таящихся, как сом,
на глубине двора, ворона, словно крокус,
весенне расцветет, разинув клюв.
Скамья обнимет целлофан шуршащий...
Пройдут глаза чужие. На углу
напорются на шашку наших шашней -
и вспомнят что-то хрупкое, свое,
шуршащее, как хрущ, в молочных зубках
пространства...
Добродушною змеей
потянутся тепло и звон паскудных
эскудо из такси.
И - ти-ши-на...
И ей объевшись - чудо! - не наесться -
замотанным в прохладу, что смешна, -
как в нежность вафли мира-полотенца,
незримым турком видимого зла
закрученного в птицу без названий...
... и в этой птице - тихая гроза,
и тихий смех птенцов в воздушной ванне...