Имя – безмолвствует год,
шамкала, рыбой в сетях.
Голос мой словно фагот,
ты разобрал, уходя,
в бархат вложил футляра,
а на вокзале - забыл.
Как забыл окуляры,
твой отражавшие пыл.
Как позабыл помады
истерикой стёртый керн…
Нет нас на автострадах,
нет ни в одной из таверн.
Нас нет в катерке Фонтанки,
нас нет на плечах мостов.
Так же спокойно, как танки –
из самолётных хвостов -
в Прагу въезжали эскортом,
так – ты прошёлся по мне.
Сплющились ноты офортом,
не пристегнувшим ремней.
Всё улыбался: «Девчонка,
а голос – чистый фагот!»
Бог, спаси его, тонкого –
ну, вылитый Карелл Готт!
Голым пляши на эстраде –
мне ни окейно, ни скверно.
Знаешь, мне больше не надо,
Жёлтых цветов от инферно.
Я не пойду в тот проулок,
выставив глупый букет.
Время уставилось мулом.
Ты – в тираже. Как буклет.
Губы мои полыхают
Что стопаки – фонари!
Пирсинг, татушка лихая,
а голоса нет – говорить.
Вьются олигархамы,
Asti несут стопари,
их бизнес-план не стихает.
А я не могу говорить.
Где же: на взлётке перрона,
в гулком вокзале пустом,
или на пьяццо Вероны,
бросил в футляре простом,
голос, вязанкой фагота?!
Медью – в фонтан, уходя?!
Всё хорошо. Но – погода…
Не было год дождя.