Глафира лежала на диване и плевала в потолок. Она делала это и вчера, и позавчера. Но сегодня это получалось особенно профессионально. По стене перед ее затуманенным взором бодро пробежал таракан. Потом еще один. Потом целый взвод. « Миграция, наверное, - лениво подумала Глаша. – Или гон?» Тараканы с рогами показались ей штукой забавной, но не настолько, чтобы подниматься с дивана и узнавать, где расположено тараканье Эльдорадо. «Тоже, наверное, дуэли устраивают. Усами как шпагами. «Вжик-вжик-вжик, кто на новенького?!» Или нет... «Пора-пора-порадуемся…» Точно, Т’араканьян и три мушкетера». Глаша приподняла голову, как будто, и вправду, ожидала увидеть, как рубится тараканье братство за алмазные подвески королевы. «С другой стороны, зачем им алмазы? Сожрать нельзя. Лучше уж хлебные крошки. Как там у Дюма?» Почесав затылок, Глафира вынуждена была признать, что, как у Дюма, она не помнит. Перед глазами стоял только Боярский с вполне тараканьими усами. «Ну, значит, как у этого… у Юнгвальд-Хилькевича. Ваше величество, у меня есть человек … в смысле таракан, который вернет вам ваши крошки! Хотя на месте королевы я побоялась бы. Вдруг употребит их по дороге». По цветастым обоям - вслед затерявшимся в плинтусах собратьям - неспешно фланировал еще один усатый. Или фланировала? Глаша уселась по-турецки, пытаясь определить, достойно ли это существо носить славное имя Констанции. Параметры 90-60-90 здесь, увы, не работали. Да и в поведении было что-то веркосердючкинское: «А я иду такая вся…» «Миледи, - поняла Глафира. – Та еще стерва. Потому и не торопится, что знает, никуда эти казачки не денутся.» Глаша вспомнила, как не любила в детстве златокудрую красавицу Терехову. И не из-за козней, как можно было бы подумать. А из-за того, что страстно хотелось быть такой же! Но никак не получалось. «А вот мы сейчас восстановим справедливость» Закусив губу от азарта, Глафира вооружилась тапочком и карающей тенью нависла над ничего не подозревающей жертвой. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Тьфу, ты! Что там ей мушкетеры говорили? Она еще бегала, бегала, а потом сама легла на плаху? Короче: это тебе за наших!» Глаша припечатала тапком половицу и скорбно постояла над казненной. «А что? Теперь все пойдет по-другому. Констанцию никто не отравит, а Т’араканьян не станет рыдать над ее телом. И будет у них незабываемая ночь любви». Глаша представила себя в окружении благодарного семейства: таракатёщ, таракажён, таракамужей и таракадетишек – и умилилась собственному великодушию. Благостно улыбаясь, она щелкнула выключателем. «Черт с вами. Пользуйтесь моей добротой и темнотой. Но завтра - попомните мое слово - будет вам «Королева Марго» и Варфоломеевская ночь».