Кошмары – первый и второй. Ночь. Ночью я почти живой. А утром – третий встал кошмар. И день, как пленного, пытал. День правды так и не сказал. Лишь по зрачкам его читал: что ночью следующей придёт очередной кошмаров сброд. У них ухмылки – до ушей, зубов желтушных – ровный строй, они похожи на людей, они дружны с одним тобой. Бегу я к людям, только те привыкли к трезвой наготе, и крутят молча – у виска, и смотрят долго свысока. Один - в психдом определял, здоровья, счастия желал, стоп, видел как-то я его, видение во мне живо… Ожило, побежал сюжет: стыл лампы приглушённый свет, и мне советовала тьма, сойти для пользы всех с ума… Для пользы дел, и пистолет с холодной сталью был, валет подмигивал с колоды мне: живей, дружище, ты – во сне… Очнулся: крики, суета, но стёрлась грань, сошла черта, где сон, где – явь, не разобрать, где жить дано, где – умирать… Больница. Беглый взгляд. Хирург. Движение паучьих рук. Мой труп раздели. Скальп. Надрез. И смотрит, не мигая, бес. Под маской хрюкнул пятачок. Сестре шепнул через плечо - в морг – В кабинете станет ждать. - Сестра женою хочет стать. Пока – любовницей ему. Меня катнули. Не пойму: куда вкатили в морг, иль – в жизнь, тележка скрипнула – ложись – Мир – перевёртыш. Свет – и тьма. Пришёл в себя – сошёл с ума. Напился – снова протрезвел. Молчал – а после песню пел. Крючки сюжетов. Режиссёр. Пером водил, струился вздор на белоснежный твёрдый лист, был почерк, словно небо, чист… А новый день, как будто, - в бой, всё – с сумасшедшей головой, припухших губ ужимка, рот командуют спине – вперёд – Кривлянье девушек, мосты, авто, нательные кресты, и – трупы, трупы, средь живых, и я, - - уже один из них… Целуются, ко мне спешат, о чём-то рассказать хотят, увлечены, любви полны, и от восторгов сих пьяны. - Остановитесь – им хриплю, я тоже крепко Вас люблю, но нет теней, и – нет следов, но нет Земли и городов…