Однажды вздрогнул, гля, русалка,
глазеет прям из камышей,
забыл про удочки, рыбалку,
галошей
в глину вмял червей.
Русалка хитро улыбнулась
- Ну что, Петруша, как живёшь? –
Али тебе я не глянулась?
Да ж не трясись, а то – умрёшь…-
Да приподнялась, да блеснула
серебряною чешуёй,
грудь белую свою катнула,
и волны разошлись струёй.
Бежал Петруша, что есть мочи.
Упал скорей под образа.
Токм на кресте – Христос, а очи,
ну, как русалкины глаза.
Тогда в сарай – он, да – в солому.
Но жгут глаза – они в душе.
Тогда опять он – под икону,
да – без одежки, в неглиже.
Аль не глянулась? Аль влюбился?
- С ума сходил, уж мочи нет.
Тогда Петруха удавился,
глазам русалкиным в ответ.
А у несчастного на шее
мотался крестик, стыл Христос.
И тонкогубо, с выражением,
беднягу целовал в засос.
С тех пор ползут деревней слухи,
молва так скоро не уйдёт,
и всяк мужик лежит на брюхе,
в тех камышах, русалку ждёт.
Ждут терпеливо, да – потея.
По речке чёрной стынет рябь.
Но к ним русалка не хотела б,
у них на ум – хватай, да – грабь.
Петруша скромно похоронен
от всех усопших в стороне,
а в речке той давно не ловят,
гутарят, будто тень – на дне.
Тень выйдет иногда кругами
глубокой ночью, под луной,
но ускользает с петухами,
гулящей призрачной женой.
19 августа 2011 г.
С-Петербург