В смешном, дореволюционном,
Цветном кашне из шерсти тонкой,
В поношенном демисезонном
Пальто – чудную старушонку.
Она ступает робко очень,
Как будто помешать боится,
Держа на тонком поводочке
Одетого в жилетку шпица.
И только встретимся – бабуся
Так виновато извиняется,
Мол, не пугайтесь, не укусит!
А после… после – улыбается.
И мне становится так весело!
И чёрные сбегают думы.
Как будто мне она отвесила
На пять копеек фунт изюму.
И прячутся ночными совами
Все страхи, призрачны и зыбки.
И понимаю я, взволнованный,
Что не видал добрей улыбки.
Хоть над морщинками лучистыми
Дрожит в нервозном тике веко,
Но столько в ней чего-то чистого,
Из девятнадцатого века.
Того большого, настоящего,
Неподдающегося времени,
Такого светлого, щемящего,
Как белый аист над деревьями.
Другие вредные старушки
Проклятья шлют: загнулся чтобы!
За жизнь от пяток до макушки
Набравшись горечи и злобы.
А эта – будто и нездешняя,
Сквозь кашель, боли в пояснице,
Так улыбается, сердешная,
И дарит мне тепла частицу.