- Можно? – молоденькая медсестра кивает мне в ответ. Мне всегда можно, конечно. Белые жалюзи задернуты – в небольшой комнате приятный сумрак, не давящий на глаза. Белые простыни – чистые, не зря я, приходя, всегда сую купюру в карман халата сестры-хозяйки, - оттеняют синеву лица лежащего на них мальчика. Глаза закрыты, дыхание ровное – как и вчера, как и год назад. А я все еще надеюсь. Матери всегда надеются… На голове мальчика легкие полупрозрачные электроды, от которых тянуться проводки к постоянно подключенному электроэнцефалографу. Кривые на экране статичны – электрическая активность мозга, электрическая активность сердца. Ничего не меняется. Достаю из сумочки магнитную «наклейку» – белую лошадь. Он очень любил лошадей. Наверное, белых тоже. Если бы он мог ее видеть, он бы, верно, обрадовался – лошадь очень хорошо смотрится на боковой панели блока, рядом с монитором. Как живая. Они чем-то похожи: оба – как живые. Ненавижу это слово – «как». Сажусь рядом, беру его руку. Теплая. Год. Прошел всего год. И пройдет еще много, много лет – а я все так же буду держать тебя за руку. И надеяться. Но ничего не меняется… Оборачиваюсь на лошадь – она почему-то притягивает мой взгляд. И впрямь – как живая, белая. Бледная. Кривые дрогнули. Электроэнцефалограмма дала скачек, другой… Скачет! Как лошадь, скачет. Как… - Врача! Динамика! Динамика… Я все отдам за такую динамику! Что-то изменилось… Он оживает! Не просто «как живой», нет, он будет здоров, будет, будет, обязательно будет! Я верю зеленым графикам на мониторе, верю, хочу верить… Доктор был опытный. Ему не нужно много времени, чтобы определить, в чем состоят изменения. Он отрывает белую лошадь от блока и протягивает мне. - На нем магнит. Сбой измерения. Ничего не изменилось, простите… Сбой. Не изменилось, не изменилось, не изменилось. У меня в ладони лежит белая лошадь. Как живая.