Ничто не подгоняло паровоз, мчащийся назад во времени. Он рвал дымом своих жестяных труб тонкие полотна Произошедшего. Зима исчезала, в жарком мареве растворялось лето и счастливейшая весна таяла под лучами собственного солнца. В прошлом существовала лишь осень. Своей невероятной силой она стирала с лица земли тысячелетние цивилизации, крошила города и обращала в леса деревни. Небеса утолщались, ворочая огромными ватными облаками, похожими на старых, курящих папиросы балерин. Морщины деревьев становились глубже и чернее, пустыри обращались в поляны, поросшие клевером и зверобоем. Время теряло часы и минуты в попытках измерить свое собственное течение. Цвета и оттенки не существовали в прошлом. Их сменила тоска сепии. Вкус пыли переполнял воздух и пищу. Яд плескался в водах Моря. Ветер не тревожил своими волнами вересковые пустоши в Великих Одиноких Горах. Все пусто и старо в прошлом. Лишь одинокий путник, бывало, скользил сквозь сухие травяные заросли, глотая лютиковый яд, душивший зной дороги. Поезд скрежетал по рельсам, изъеденным рыжей ржавчиной и останавливался у изрезанного памятью людей края Бескрайней Пропасти, где кончались воспоминания, где даже пыль не имела места быть. Пассажиры опускали свои ноги на хрупкость старейшей земли и, крепко держа в белых усталых руках огромные, как столы, чемоданы, исчезали в темноте небытия Пропасти. Пропасть глотала их с тихим благодарным звуком. Поезд скрежетал ржавчиной и уносился в даль, возвращаясь в будущее.