Ю. Левитанский
… когда-то люди шили мифы про
людей, счастливей их… Но нитки рвались,
и люди оголялись, как земля - от солнца,
жались пуговками щек…
И билась жилка ветра у окна,
и чистотелом свет скользил по телу,
и опадал на тени на полу
хрустальным непрозрачным башмачком…
Двух инфузорий-туфелек полет,
двух шелкопрядов танец из стежочков,
двух паутинок листик (лист-ковчег),
плывущий в сны, в которых из воды
рубашки шьют, смиряющие сны,
и паруса шьют (как убийц - для штилей),
и шьют любовь, как дело - беднякам, -
никчемную,
сиротскую,
ничью:
примеришь - лопнет (плоско, не по шву),
намылишь - треснет (яблочным зигзагом),
уронишь - засверкает, как луна
в утопленном колодце под ведром…
Все фабрики, все бурсы белых рыб
(крылатых, с сонной "А" на сандалетах),
все радуги из зингеров цветных,
с клювастым синим в центре (видишь - клюв?),
стучат и строчат (слышишь этот гром?) -
для миллионов, выжженных в пещерах,
для глины и кувшинов, что в ребре
лелеют глину,
для костей и кож -
шьют нож и нежность с темным декольте,
шьют страх на тонких жестяных бретелях,
шьют ложь с карманом сердца потайным,
шьют молний спин застегнутых разрыв..
И мы несем их - блюдом лун - на лбу,
безумьем - в челке, и клеймом - в котомке,
вскрывая вены хлебу на клеенке,
взрывая нервы наволкам седым.
А позже ткань сгорит.
И будет дым -
с нежнейшим ароматом чистотела -
окутывать тела, что носят тени
друг друга, словно ветер носит миф
о первом рае на тесемках сна,
пришитом к людям - ниточкам из света,
не видящим ни света, ни просвета,
вслепую шьющим самый светлый свет.