Когда заходит речь о Кючук-Кайнаджирском мире (1774 года) то за прошедшие столетия, в российской историографии были приняты все меры к проведению массовой дезинформации в первую своего же населения о его итогах и заложенных им геополитических конфликтах.
А вся «дозволенная» для печати в школьных учебниках истории сведена примерно вот к такому миниму:
«Кючук - Кайнаджирский мир (1774). 10 июля 1774 г. в ставке российского командования, в местечке Кючук - Кайнарджи, был заключен мир. Согласно его условиям, Крымское ханство становилось независимым от Турции.
Степь между Бугом и Днепром, а также часть азовского побережья и крепость Еникале на Керченском полуострове отходили к России. Ее торговые суда впервые получали право свободного плавания по Черному морю и прохода в Средиземноморье через проливы Босфор и Дарданеллы. Кючук - Кайнарджийский мир подводит черту под эпохой крымско-турецкой экспансии в Восточной Европе.
Отныне уход Турции из Северного Причерноморья становится необратимым. Число погибших в русской армии в эту войну составило 75 тыс. чел. (из них 80 % пришлось на умерших от болезней)».
Но, увы, это даже не полуправда, это ложь прикрытая фиговым листком. И я приступая к завершающей часта своего рассказа о русско-турецкой войны 1769-1774 годов хочу прежде чем перейти к анализу самого теста договора, обратить внимание на ряд других важных обстоятельств приведших к заключению мира.
Закончив же с предисловием., я приглашаю дать свидетельство по вышеназванному вопросу, турецкого министра иностранных дел РЕСМИ-ЭФЕНДИ.
Они основаны на его книге «СОК ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОГО В СУЩНОСТИ» и являются бесценным свидетельством очевидца от первого как говорится лица, наличие которого тщательно скрывалось от русскоязычного читателя!
И вот, что писал, уважаемый Ремси-эфенди, о тайнах Тайны Кючук - Кайнарджийского мирного договора
Третий год визирства Мухсин-заде-Мухаммад-Паши. События 1188 (1774) года.
Мухсин-заде спокойно провел зиму в Шумле, в ожидании весны. Когда уже собрался он выступать в местечка в поле, пришло в главную квартиру из Стамбула известие о вступлении на престол султана Абдул-Хамид-Хана, последовавшем в восьмой день зиль-каде истекшего года гиджры (26 января 1774), и свет принял совсем другой вид.
Наконец-то по милости Бога милосердого, дела наши примут, казалось, более благоприятный оборот!
В самом деле, каждую неделю стали приезжать к нам посланцы от маршала. “Уполномоченных и посредников у нас нет”, писал он к визирю: “извольте отправиться в Русчук, а я пойду в Юрьево, и мы сами потолкуем о мире; между тем пусть обе стороны сидят спокойно.”
Уже все было готово к открытию переговоров, как вдруг Мухсин-заде получил из Стамбула бумаги, в которых ему писали:
“Не слушайте этих речей! Надо непременно поколотить гяура на славу! Без этого нельзя!”
В то же самое время пронеслись слухи, что в московской земле появился мятежник, что неприятель слаб, что он совокупляет свои отряды, и ищет предлогов удалиться головы тотчас сказали
“Ну, так теперь мы сделаем с ним то же самое что он с нами делывал: ударим в него тремя флангами и сметем товарища с лица земли!.... славу да честь приобретем!.... службу Высокому Порогу сослужим!... Надо только принять умные меры. Надо собрать вновь огромное войско и большое количество военных снарядов, да построить мост на Дунае под Силистрией.
Как скоро все будет готово, назначенные войска выступят из Хаджи-оглу-базара, под предводительством сераскира, завернут по пути под Хорсову, и взяв эту крепость без малейшего труда, пойдут к Силистрии: оттуда вдруг устремимся мы в Валахию и Молдавию, на самое гнездо неприятеля, припугнем его, и победоносно заключим с врагом вечную любовь и дружбу.”
Таков был план действий, принятый в главной квартире и одобренный в Стамбуле, и для исполнения его прислали нам легкой артиллерии и всяких разных снарядов.
Но картальское дело ясно доказывало, что для нас вовсе не годится переходить за Дунай.
Не говоря уже об опасностях от встречи с неприятелем, каждому было известно, что нас ждет за Дунаем: кое-как проедем три перехода; на четвертом наши ратники бросят все снаряды и разойдутся во все стороны. Но кто мог оказать сопротивление столь мудро обдуманному плану?
На все возражения нам отвечали: “Пустяки! Чего бояться за снаряды? Что худого может сделаться с ними? Без благородной решимости, без этакой отважной экспедиции, мир у нас никогда не состоится: каким другим средством принудим мы неприятеля отказаться от своих тягостных условий?”
Около трех месяцев занимались мы устройством нашей отважной экспедиции. Могли ли эти приготовления оставаться неизвестными неприятелю? Он узнал обо всем, и сказал: “А вот я вам покажу, как делаются удары тремя флангами!” Наступил май. Травы и посевы достигли полного возрасту.
В это время неприятель привел все свои силы в движение, и одним флангом осадил Русчук, другим стеснил Силистрию, а третий послал прямо на Хаджи-оглу-базар, - об чем никто у нас не знал и не ведал! - на встречу войскам, которые должны были выступить против него из этого места.
Самому визирю выступать с ними, конечно не приходилось: двинься он с места, весь устроенный им порядок продовольствия перепутается, и — армия пропала!
Это он знал как нельзя лучше, и потому, вместо себя дал выступающим войскам, в предводители, сераскира.
Выбор пал на янычарского агу, полного, бунчужного, пашу, по имени Егин-Мухаммеда. Ему вверена была вся пехота.
Начальником над всею конницею и путеводителем в благую сторону успехов сделали голову дьяков Дивана, реис-эфенди, министра иностранных дел, словом, того же самого Абдур-реззака, которого видели мы с Апрышкуфом в Бухаресте. Мухсин-заде украсил его пышным титулом баш-бога, то есть, “главного воеводы” и дьяк над дьяками выступил из Шумлы с грозным великолепием и блестящею военною свитою( Баш-бог, собственно значит главный господин или начальник).
В двое суток пришли они в Козлуджу. Между тем у села Ушенли, по одну сторону Хаджи-оглу-базара, показались передовые отряды неприятеля.
Но они тотчас же ушли. По расчету наших полководцев, это ясно доказывала малочисленность гяура: он очевидно хлопочет о Хорсове и о нашем мосту под Силистрией. И, следовательно, они воображали, что гяур будет стоять здесь. Решено очистить дорогу от неприятеля, появившегося в Ушенли, и с этою целью отряжен вперед с частью войск, дву-бунчужный паша, Узун-Абдаллах.
Но неприятель всегда этак притворяется малочисленным и слабым, что народ мусульманский завлекает на засады. Он расположился лагерем в лесу, и стоял там смирно, пехота Узун-Абдаллах-Паши, пройдя три часа пути лесом, совершенно утомилась. Москвитянин вывел из лагеря часть своих войск на показ.
Наши завязали бой. Они уже жестоко страдали от зноя и безводья, как вдруг, в лесу, загремели пушки неприятельского лагеря. Они обратились в бегство. Те от огня, другие от жажды, пали на месте мучениками за веру. Прочие, в расстройстве, опрокинулись на лагерь сераскира в Козлуджи.
Воины отважной экспедиции, увидев людей раненных и расстроенных, тотчас зашевелились, но, когда полководцы захотели вести их вперед, негодяи, обрадованные предлогом к побегу, начали расходиться вправо и влево. Неприятель выстроил на эти толпы сорок пушек и атаковал их. Войска и полководцы, по всегдашнему своему обыкновению, бросив позицию, пушки, снаряды, припасы, все разом пошли в рассыпную.
На другой день полководцы явились обратно в главную квартиру с извинениями в своем несчастии, но большая часть их армии не воротилась вместе с ними: она разбежалась в разные стороны еще в начале дела.
Неприятель между тем устремился как ястреб на покинутый лагерь и три или четыре дня сряду грабил пожитки экспедиции; потом, оглянувшись, двинулся он вперед, послал разъезды вправо и влево, и потихоньку подошел до самого Ени-базара, селения, лежащего в двух часах пути от главной квартиры.
Лишь только у нас узнали, что он появился там на возвышении, визирь тотчас назначил нового сераскира в лице Дагыс-тани-Алн-Паши.
В лагере было множество пехоты и кавалерии, только что собравшейся из вчерашнего побегу.
Эти войска поступили под его команду. На ени-базарском возвышении приказано поставить часть артиллерии а сильное прикрытие. Неприятель, по обыкновению не показывая вдруг всех своих сил, двинул вперед двести или триста всадников. Отряд наших азиатских сипагов, считая эту горсть гяуров безделицей для себя, погнался за ними через посевы.
Едва проскакал он небольшое пространство, неприятельская конница поворотила лошадей на него, и бой завязался в хлебе.
Пять шесть человек пало на месте. Остальная анатольская кавалерия, с своими тысячниками, оставалась на возвышении спокойною зрительницею стычки, и не только не пошла в дело, но даже, всего на все, не выждала часу времени в своей позиции; случай был превосходный: она повернула лошадей, и ускакала.
На пути находилось место, где были свалены все тяжести нашего лагеря. Служители, на всякий случай, укладывали лучшие вещи своих господ в мешки и чемоданы. Анатольцы, захватив у них без церемонии все, что нашли готового, рассеялись по равнине, и остановились не ближе как в Адрианополе.
Здесь им делать было нечего: они пошли к Босфору и, прибыв в Бешик-таш, снарядились переправиться на азиатский берег, в Анатолию. Что было дальше, как казыл-аскеры сочинили юрисконсультацию, доказывая, что это — беглецы и подлежат избиению, и как храбрая анатольская конница, услышав об этом решении, наперелом перебралась в Скутари, все это так хорошо известно каждому, что не нужно и описывать.
Несмотря на коренное благополучие года, осчастливленного вступлением на престол нового государя, вот однако же не суждено нам было достигнуть мира победою!
Но не странно ли сказать, что этот самый побег азиатской кавалерии, побег постыдный и ничем неизвинимый, умножив смелость неприятеля и побудив его двинуться от Дуная двадцать часов пути вперед, чтобы нагрянуть на Шумлу, насильно привел нас к благоприятному концу дела?...
Господь Истина иногда заключает лекарство в яд, и, для людей, умеющих поучаться, эта смелость врага, сделавшаяся окончательною причиною прекращения борьбы и источником нашей несомненной выгоды, будет всегда составлять один из самых тонких предметов размышления.
Возвратимся к делам лагеря. Когда, как мы сказали, толпа висельников, не дожидаясь неприятельской атаки, без всякого поводу бежала с позиции и разграбила наши тяжести, визирь совершенно потерял голову. Мы находилась в ужасном страхе, опасаясь атаки гяура.
Но в это время Всевышняя Мудрость судила пойти проливному дождю, а вскоре сделалась такая грязь, что други и недруги не могли предпринять ни малого важного движения.
Мы убрались за наши рвы и частоколы, построили новые батареи, и, разбив палатки в удобных местах, несколько успокоились под их защитою.
Через три дня неприятельская армия медленно притащилась на пушечный выстрел и окружила нашу крепость.
От нечего делать гяур, покамест, в числе прочих мерзких потех своих, забавлялся в окрестностях разорением хлебных магазинов, выжигал посевы около города, и, однажды утром, послав гусар на балканского коменданта Юсуф-Пашу, растрепал его отряд.
Юсуф-Паша, его кетхода, в часть их свиты, взяты была в плен; найденные в Балканах христиане посажены на тележки и увезены в преисподнюю: мы из Шумлы видели, как тащился этот обоз, нагруженный нашими раями.
Маршал между тем беспрерывно присылал к нам людей с просьбою о мире.
В двенадцатый день осады, в средних числах ребия-второго (июня), уполномоченные выехали из Шумлы и, пир покровительстве командовавшего здесь генерала Камансков на шестой день прибыли в главную квартиру маршала.
Маршал прежде стоял в Балия-богазы, в четырех часах пути от Силистрии, пока посланный им на Шумлу генерал Камансков запирал нас в этой крепости; но теперь, он, с небольшим корпусом войск, подвинулся было на пять часов к югу от левого берега Дуная и находился уже в селении Кайнарджа.
Здесь то уполномоченные имели с ним свидание и, по милости Аллаха, в два дня и в два заседания решили все условия будущего мира.
Как это был последний год борьбы, то судьба, казалось, хотела извергнуть на нас все жестокости, которые еще были у ней в остатке, чтобы мы тем лучше знали цену радости, последовавшей за бедствиями.
В этом именно году Русчук и Силистрия претерпели губительные осады; разградский комендант Чатаджалы-Али-Паша был разбит отрядом гяуров, налетевшим из Тутурукана; помощь, посланная Силистрии под начальством Арабгирли-Ибрагим-Паши, рассеяна, и Арабгирли еще поставил верховного визиря в жесточайшее затруднение, написав к нему, чтобы, после этого, он и не думал держаться в тех местах, но искал бы спасения в Балканах; балканский комендант Юсуф-Паша уничтожен в самом гнезде своем; наши главные силы разогнаны при Козлудже появлением одного неприятельского корпуса; наш лагерь разграблен нашим собственным войском, гяурами, носившими имя мусульман, которые бросили нас, обокрали и ушли, — и в какое время? — когда настоящее гяуры грозили нам последнею погибелью!
— Священное Знамя и все столбы и подпоры государства заперты в Шумле страшною осадою; и помощь, отправленная из Стамбула, вовсе к нам не являлась: татарский хан в Испинакчи-Паша, которые вели ее, дойдя до Адрианополя и до Карын-абада, там и остались.
Ко всем этим несчастьям должно еще присоединить болезненное состояние визиря, которое лишило его способности заниматься делами и отдавать приказания.
В таком то ужасном положении были наши дела, когда уполномоченные оставили Шумлу в двенадцатый день осады, чтобы отправиться к неприятельскому полководцу. Какие условия не предписал бы нам тогда маршал, с нашей стороны не было ни какой возможности сопротивляться его воле.
Сколько бы он ни потребовал денег в вознаграждение за военные убытки, нам ничего более не оставалось как выдать сумму и поблагодарить за пощаду.
Наместник верховной власти уполномочил дипломатов отправляемых к неприятелю, соглашаться до итога сорока тысяч мешков денег, и даже приказал не предлагать с первого слова менее двадцати тысяч мешков.
Если все эти бедственные события не явились непреодолимою преградою к миру, если неприятель не вздумал долее и жесточе пользоваться торжеством своим над нами, если маршал не сделал кислой рожи уполномоченным в не обошелся с ними грубо и неучтиво, то надобно приписать единственно тому, что вступление на престол нового падишаха, могущественнейшего эфенди нашего, случалось в весеннее время и что следовательно, счастье его было тогда в полном цвету и во всей силе.
Ресми-Ахмед-Эфенди, который ездил послом к Немцу в Грандабурку и был, не только известен, но и уважаем, в Европе, особенно понравился маршалу. Предводитель гяуров не захотел явиться к нему строгим и взыскательным.
Вдвое суток все было слажено. В три недели уполномоченные съездили и воротились.
В день возвращения их в Шумлу, верховного визиря не было в этой крепости: по причине сильной болезни, он переехал в одну деревню, в трех часах пути от Щумлы.
Уполномоченные отправились туда, и донесли ему о своих действиях. “Спасибо вам!” сказал Его Присутствие “вы сослужили падишаху отличную службу.” Он не в состоянии был произнести более ни одного слова.
Когда мы, двинувшись отсюда, в три дня пришли в Карын-абад, он тут и скончался, двадцать шестого числа джумадия-первого. Тело его сперва преданное земле в Адрианополе, было потом перевезено в Стамбул.
В этом месте мы пробыли три дня, по причине выдачи четвертного жалованья войскам, и в начале реджеба, со Священным Знаменем, торжественно вступили в столицу. Шесть лет служа Порогу Счастья в поле и в огне мы уже потеряли было надежду когда-нибудь увидеть Стамбул и, в этот день только, снова возродились на свет. Слава, слава, слава Аллаху! Слава, да слава, да ещё раз слава!
Что же! милосердием Господа Тайноведца и силою счастья августейшего и благополучнейшего государя заключен редкий мир, мир, какому нет примера во временах минувших и подобного не сыщется от начала учреждения Высокого Порога: и этот самый мир не понравился болванам, которые, не зная натуры судьбы, краем дела не умея осматривать, сидят себе в Стамбуле да несут высокопарный вздор!
“Мы этот мир уничтожим!” закричали они. “Мы заключим другой, но лучше!
Мы не допустим, чтобы Татары сделались гяурами, чтобы их браки были искажены неверными законами, чтобы в их мечетях читались многолетия немусульманским повелителям!”
Закричали, — и свет снова наполнился смутами, — в Исмаил сераскира послали, — в Черное Море флот снарядили, — а сколько этим навлекли бедствий и страданий на рабов Божьих, сколько в три года причинили потерь Высокой Порте, за то пусть наградит их Аллах, которого Божеской воле и представим их наказание.
Орудие судьбы к этому вожделенному миру, покойный Мухсин-заде-Мухаммед-Паша, был сын верховного визиря Мухсин-Абдаллах-Паши, главнокомандовавшего в 1156 (1737) году под Бендерами.
В том же именно году, — ему тогда уже было лет около пятидесяти, — получил он и звание полного паши, в Баба-даге. После удаления отца его от должности, был он назначен комендантом главной морейской крепости, Наполи-де-Ромении.
С того времени тридцать лет переводили его из бейлербейских наместничеств в простые санджаки и обратно, пока в 1179 (1765) году не сделался он в первый раз верховным визирем.
Удалили его от этого сана, как сказано, единственно за сопротивление несчастной шестилетней войне, которая тогда затевалась безумцами, и которую ему же пришлось, потом прекратить своим благоразумием.
Сначала приказали ему жить в Родосе. После того снова сделали морейским комендантом. В то время московское гяурство овладело Мореей, и прекрасные способности Мухсин-заде явились в полном блеске: он получил повеление набирать войско в Румелии и вести его на Дунай, где, в Русчуке, вторично возведен в сан наместника верховной власти, чтобы сделаться благодетелем рабов Аллаховых, даровать им мир, честный и выгодный, и умереть от огорчений на семидесятом году жизни. Мухсин-заде был человек наблюдательный, любил вникать во все, что вокруг него происходило, прилежно читал ведомости, приобрел значительные познания в разных науках, и между визирями, отличался обширною опытностью, благочестием, почтенным видом и образованностью. Да помилует Аллах его!
Заключение
Размен ратификаций. Сопротивление крымских Татар условиям трактата. Бестолковые действия по случаю крымских смут.
Крымские Татары с давнего времени были бременем для Высокой Порты.
Это — народ беспокойный и зловещий. Сами они сговорились с Москвитянином быть независимым и от Порты, сами желали и просили этой благодати. Порта, чтобы удалить речь об их независимости как о грехе, могущем запятнать душу её, лишних три года вела упорную войну, целый мир бедствий накликала на себя.
Наконец трактат подписан, послы обеих держав разменяли мирные грамоты, Татары независимы и могут жить своим умом, своей головой: в статье, которая к ним относится, положительно сказано, что ни Высокая Порта не станет оказывать им защиты, ни Москвитянин не будет угнетать их. По своему собственному разумению, с согласия обеих держав, они избрали Сахиб-Гирея своим ханом и повелителем. Высокая Порта, по древнему обычаю, послала в Крым утвердительную грамоту и почетную шубу. Все споры кончены, все беды устранены.
Но Аллаху было угодно, чтобы в это время прежний хан, Девлет-Гирей, находился в Крыму.
Спустя восемнадцать дней, этому злокачественному Татарину захотелось отнять ханство у Сахиб-Гврея. Он собрал своих приверженцев и отправил к Порогу счастья депутатов, с двумя сотнями мирз и коварными представлениями.
“Мы не принимаем независимости!” говорили они.
“Мы не хотим нести такого посрамления перед лицом всего света! Все соберемся! Сабли не положим, пока Москвитянина не выживем из Еникале и Кылбурна!”
Девлет-Гирей и его представители умоляли Порту оказать им пособие и доставить средства к совершению подвига.
Этот поступок был явным нарушением мирного договора, и простой рассудок показывал, что дело непременно повлечет за собою неприятные последствия. Не слушая татарского вздору, и представив самого Девлет-Гирея подозрительным человеком, предстояло только употребить надлежащие меры к устранению нежданных хлопот этого визита
(По особенному, оправдательному способу изложения этих записок по участию автора в тогдашних делах, должно полагать, что он и его партия именно советовали так поступить с татарскою депутацией; — потому что; как сейчас увидим, противная партия, которую он везде осмеивает и бранит беспощадно, стала возражать против этого). Но, вдруг, восстали интриганы, неспособные сообразить, в делах, начала с концом, и государственные люди, хлопотавшее единственно о своем мусульманском благочестии.
— Это что за речи? вскричали они. Татары — мусульмане! Им непременно должно оказать помощь!
И вот, прибывших из Крыма Татар принялись угощать с честью, провожать с уважением, отводить им квартиры, отпускать из высочайшей кухни стол ценою в пятнадцать пли двадцать мешков денег в месяц. Татары известно, что за народ!.... за трубкой табаку они готовы пять часов пути карабкаться по горам! Можно было знать наперед, что когда они увидят такую султанскую трапезу, то не уйдут отсюда до дня преставления, весь день станут проводить в бесконечных церемониях и поклонах. Вместо того чтобы прогнать их, наши умные головы удержали этих негодяев обещанием написать к Москвитянину бумагу с предстательствовать в пользу мятежников: авось гяур согласится!... И в самом деле, бумага была написана и отправлена.
Москвиятянин был крайне огорчен вниманием, оказанным Татарщине, бунтующей против условий мирного договора, и ему следовало отвечать нам на отрез.
Но он по своему обычаю, отвечал очень вежливо.
Наши простодушные государственные мужи, не знающие дипломатических церемоний франков сказали:
“Видите ли? Так и есть, как мы говорили. Гяур слаб! Он не смеет противиться воле Высокой Порты!.... Конец концов, этот пьяница Раиф-Бей только и знает что курить опиум да за все благодарить старосту московской Двери при нашем Пороге.
Он ничего растолковать ему не умеет.
Будь у нас реис-эфендием голова, у которой бы челюсти хорошенько шевелились, — например, такой-то, — человек подлинно единственный в своем роде, — это дело непременно можно было бы устроить!” Бедного Раиф - Бея начали бранить на повал и всю вину взваливать на него. Раиф - Бей не обращал на это внимания.
Потому что при покойном султане, во время наших походов, долго находился при делах, в личных сношениях с государем, он уверял всякого, что Высокий Порог равного ему служителя не имеет, и, примешивая к опиуму самолюбия и тщеславия, успел и прославиться светилом правления и колодцем мудрых советов; все к нему обращались, особенно верховные визири.
Но, единожды, Дервиш-Паша, выхваляя его чудесные качества перед султаном, окончил панегирик замечанием —
“Жаль только, государь, что он предан опиуму и такого человека употребить нельзя!” — и убил бедняжку во мнении Убежища мира.
Несчастного Раиф-Бея сослали в Кипр, и на его место поставили куль пустых речей, резкого болтуна, сокровище, которое до сих пор правит эту должность.
Следуя во всем понятиям и желаниям казыл-аскеров, этот человек завел переговоры со старостой московской Двери.
Староста, на вид простыня, добряк, но в сущности делец прежесткий гяур, в обращении с ним являл себя очень милым и кротким.
Прошло несколько времени. При одном их свидании, на софе валялся сынок нашего дипломата, и играя с гостем, вдруг засунул ему вышитый йеменский платок за пазуху. Староста, почувствовав, что платок тяжел, от удовольствия поцеловал ручку ребенка и, вместо благодарности, стал поздравлять батюшку с таким умным в прелестным чадом (В подлинности этого странного анекдота нельзя ручаться, потому что всё происшествие могло быть выдумано турецким “сокровищем”, которого автор везде представляет бестолковым хвастуном.
Но если анекдот справедлив, то он показывает, что наш поверенный в делах был очень умный человек, и приносит честь его дипломатической сметливости. Когда турецкий министр сделал такую глупость, нашему поверенному в делах не оставалось ничего более как не дать ему заметить, до какой степени он глуп, и обратить всё на любезную шалость ребенка.
Дать Турку почувствовать всю низость его поступка или, еще хуже, отвергнуть подарок, что на Востоке равняется жесточайшей обиде, значило бы рассориться с министром султана и сделать дальнейшие переговоры невозможными. Турки, у которых продажность — дело самое естественное, нередко позволяют себе подобные попытки с европейскими дипломатами.
В таких случаях, дипломаты, не оскорбляя их гордости отвержением подарка, имеющего обидный вид взятки, стараются всегда отблагодарить их лихвою, присылкою, на другой день, дорогой лошади в великолепной сбруе или другого равноценного их приношению подарка, которого Турок, разумеется, не может не принять по правилам восточной учтивости.
Нет сомнения, что и наш поверенный поступил таким же образом, потому что, как увидим далее из слов Ресми - Эфенди, он не дал подкупать себя, остался твердым как железо, и благородно исполнил долг свой, не рассорившись с реисом.
Сам Ресми - Эфенди жестоко насмехается над глупостью своего товарища, вздумавшего употребить эту тонкость.
С). “Эфенди мой! прибавил он: если б мы с вами с самого начала вели это дело, оно давно уже было бы кончено!”
Пустую лесть гяура глупец принял за чистосердечное признание, и я сам, собственными моими ушами, слышал, как он в заседаниях совета, чтобы похвастаться своим искусством, рассказывал этот случай и повторял отзыв старосты: слышал, и только удивлялся, как можно быть таким болваном!
Между тем Татары с отличным аппетитом глотали блюда с султанского стола.
Реис-эфенди долго возился со старостою, взявшись сделать из него вещь невозможную, — железо превратить в воск! — наконец объявил: “Умом и усердием тут ничего не сделаешь! Дело нейдет!”
Пустословие, однако ж, всё еще валило из его рта столбом выше минарета. Какая нужда, что дело нейдет, когда посредством этого есть возможность около трех лет удержаться при месте! Он только о том и хлопотал. Но, сказанное в одном заседании повторяя в десяти следующих, и всегда с одинаковым успехом, приятель исчерпал напоследок всю свою болтовню. “Конец концов, я один не могу ничего сделать!” сказал он: “нужно, чтобы мне помогли государственные вельможи.” Это значило признаться в своей неспособности.
Видя, что такою чепухою можно три года сохранить за собою звание реис-эфенди, на его завидное место поскорее взобрался другой горячий и самолюбивый проныра, искусник, медный лоб, Сатурн-планета, и повел новые переговоры.
Но как, при всем своем остроумии, он не мог придумать ничего нового, то должен был старые речи своего предшественника расписывать только другими фигурами, — много трудился, — и тоже ничего не сделал; сел и, с отчаяния, замолол вздор: “Москвитянин груб, а его староста осел!... ничего не понимает!.... Надо начать приготовления к войне, так он испугается и заговорят совсем иначе.
Взять тридцать тысяч человек из Анатолии в шестьдесят тысяч из Румилии, и послав Али-Бея да Хасан-Пашу, дело тотчас решится!” Куда, зачем, вы идете? Что вы сделаете с девяносто тысячами войска? Легко ли выставить такую армию?
И, в результате, что вы получите? Если пойдете на Москвитянина, конец известен: будет то же, что было недавно. Если на Татар: это — противно условиям трактата, и вы опять-таки рассоритесь с Москвитянином.
Но никто не мог обнаружить всей бестолковости таких предложений. “Ничего!” говорили умные головы: “в Румилии снарядим новую армию; в Черное море отправим флот: подеремся; потом отдохнем; а там опять станем драться.”
Сколько, таким образом, в три года, причинено горя чадам Магометовым, сколько растрачено мусульманской казны, что сталось с флотом, который, в одно лето стоял на якоре перед Бешик-ташем, в другое претерпевал в море бесполезные бедствия, этого и описывать не нужно.
Люди, уповавшие единственно на свое звания мусульман, без познания настоящих условий исламизма; безумцы, вооруженные одним только невежественным фанатизмом, которые, не умея быть благодарными Аллаху за милость, ниспосланную им под именем мира; бессмысленно отзывались — “Какая нужда любезничать с врагом веры? Мусульмане всегда побеждали его!” — они-то, одни они, и ввергли правоверный народ в эту бездну несчастий. От таких злополучных и глупых [69] советников да сохранит Господь Истина Высокую Порту и весь мусульманский чин! — Аминь!
………………
Заключим речь исчислением главных хитростей, которые Москвитянин употребил в дело в течении этой войны. Они, искони, были в употреблении во всех землях, описаны в книгах, и известны. Но сила — не в известности, а в умении приводить их в действие.
Первая их хитрость: нисколько не нарушая существующего мира, беспрерывно приготовляться к войне, но так чтобы этого никто не мог приметить.
Вторая хитрость: в присутствии неприятеля, разбить несколько палаток в каком-нибудь видном месте, но всех сил своих не показывать, распоряжаясь всегда так, чтобы вы почитали их малочисленным в и слабыми.
Третья: смекнув, что неприятель намерен атаковать их, напасть на него днем раньше, впотьмах, в сумерки, и разбить его наголову, сообразуясь в точности с арабскою пословицею: “Попотчевав гостя обедом прежде чем ему захочется ужинать”.
Четвертая: перед главною атакою, они всегда делают одну, маленькую, чтобы пощупать пульс неприятеля и изведать степень его ратников.
Пятая их хитрость состоит в искусстве придавать в нужном случае маленькому отряду вид огромного войска: тут поставят пять сот гяуров, — там поставят четыреста, — да и станут передвигать их так быстро, что у вас в глазах зарябит; или один и тот же отряд в несколько сот человек начнут водить вокруг холма, а вам кажется, будто это проходить стотысячная армия.
Шестая хитрость: показать где-нибудь несколько всадников, и завлечь неприятеля туда, где никого нет.
Седьмая: бегущего неприятеля не останавливать преследованием: угодно бежать? — изволь!.... дорога открыта! Аллах помощь!
Восьмая и последняя хитрость: с пленными мусульманами не употреблять ни жестокостей ни побоев.
Гяур позволяет им жить по своему обычаю, и не говорит ничего обидного для их веры; многим даже дает свободу для того чтобы они бесполезно его не обременяли. У него нет и в заводи выдавать по червонцу награды за всякого взятого пленника, за всякую голову, отрезанную Аллах-весть где и у кого.
Притом большая часть старейшин и начальников его принадлежит к особенному сословию людей, в котором полагаются главным правилом — не стеснять ничьего Вероисповедания и не причинять никому вреда ложными речами.
Господь Истина, правителей да повелителей наших расположив к кротости и справедливости, да сделает народ правоверный всегда победоносным и торжествующим. Молим его о том именем избранного им пророка. Он милосерд, всемогущ и един — аминь.
(Текст воспроизведен по изданию: Рассказ Ресми-эфендия, оттоманского министра иностранных дел, о семилетней борьбе Турции с Россией (1769-1776) // Библиотека для чтения, Том 124. 1854)
Вот так турецкие власть имущие оценили итоги русско-турецкой войны 1769-1774 годов.
И из не видно, что инициаторами мира выступила Российская империя.
Турция не была готова к продолжению войны из полно деморализации ее вооружённых сил.
Но и спешить с заключением мира у Турции тоже не было оснований.
Ведь мы знаем, что и российские войска небыли боеспособны, утратив 87 процентов своего численного состава.
И удерживались в молдавских степях только с помощью палочной дисциплины и лучшей подготовки как уже профессиональной армии европейского типа.
Но тут надо отметить и большой промах турецкой дипломатии! Они не учли или не знали, о том ,что в России началась Крестьянская война 1773—1775 годов (Пугачёвщина, Пугачёвское восстание, Пугачёвский бунт) — восстание яицких казаков, переросшее в полномасштабную крестьянскую войну под предводительством Е. И. Пугачёва.
Его первоначальный успех был обусловлен тем, что все российские боеспособные части находились на русско-турецкой воне, а тыловые инвалидные команды не смогли окать его отрядам никакого сопротивление. За исключением гарнизона крепости Оренбург.
Поэтому россияне и стали просить у Турции мира, чтобы перебросить все свои войска на подавления восстания Е. Пугачева.
Во второй половине июля 1774, когда пламя Пугачёвского восстания приближалось к границам Московской губернии и угрожало самой Москве, встревоженная императрица вынуждена была согласиться на предложение канцлера Н. И. Панина о назначении его брата, опального генерал-аншефа Петра Ивановича Панина, командующим войсковой экспедицией против мятежников.
Генерал Ф. Ф. Щербатов был изгнан с этого поста 22 июля, и указом от 29 июля Екатерина II наделила Панина чрезвычайными полномочиями «в пресечении бунта и восстановлении внутреннего порядка в губерниях Оренбургской, Казанской и Нижегородской».
Для ускорения заключения мира, были смягчены условия Кучук-Кайнарджийского мирного договора, и освободившиеся на турецких границах войска — всего 20 кавалерийских и пехотных полков, были отозваны из армий для действий против Пугачёва!
Как заметила Екатерина, против Пугачёва «столько наряжено войска, что едва не страшна ли таковая армия и соседям была».
Примечательный факт, что в августе 1774 г. был отозван из 1-й армии, находившейся в придунайских княжествах генерал-поручик Александр Васильевич Суворов, в ту пору уже один из успешнейших российских генералов. Панин поручил Суворову командование войсками, которые должны были разбить основную пугачёвскую армию в Поволжье, что в конечном итоге им было выполнено.
И в связи с этим, он вполне заслужил звание те только палача польского народа но и русского!
Но об этом постыдном периоде в биографии А. Суворова все российские историки предпочитают упорно молчать, сваливая вина второстепенных российских генералов.
И в связи с эти, если бы Османская империя не согласилась в мае-июне 1774 года на мир и подержалась бы стадии войны до конца года, даже не ведя никаких активных боевых действий, то исход восстания Е. Пугачева для все Российской империи в целом был бы совершено другим.
От успеха этого восстания, поддержи его Османская империя, хоть прямо, хоть косвенно, зависел бы коренной геополитический перлом во всей евроазиатской геополитике!
Но, увы! Правители Османской империи не сумели ни понять, ни реализовать редкий случай покончить со своим вековечным врагом, руками самих русских!
Ну, а теперь я хочу предложить читателям ознакомится с подлинным текстом «Кючук - Кайнарджийского мирного договора».
Я это делаю потому, что никто обычно не читает у нас текстов законов или других нормативных документов, исходя из принципа, что тяжесть законом, смягчается их массовым невыполнением.
А ведь когда читаешь эти вечные строки то диву даёшься том. как на протяжении твоей жизни официальная российская историография облаивает твое сознания извращая подлинные исторические события в углу своим имперским амбициям!
Этот «вечный» русско-турецкий договор продержался в силе только 13 лет!
До следующей русско-турецкой войны 1797-1791 годов!
Что еще раз подтверждают общение мнение, ни один договор с Россией для любой страны не является « вечным».
Имперская Россия так устроена с времен Ивана Грозного, что она всегда стремится к мировому господству и первой ее целью является обладание Царьградом-Стамбулом с перенесением туда столицы!
И любой ее мирный договор с Турцией есть только временная отсрочка при достижении своей главной цели!
Сейчас устремления России вновь направлены на захват у Украины полуострова Крым.
На, новою войну с Турцией членом НАТО у России нет сил, но возврат Крыма есть первейшая геополитическая задача.
Второй является удержание за собой Сахалина и Курильских островов, отторгнутых у Японии с которой до сих пор не подписан мирный договор.
Третья геополитическая задач Россией уже фактически реализована. Ее войска уже оккупировали в ходе боевых действий часть Молдавии и превозносили сама так называемую Молдавскую - Приднестровскую республику.
Ну, а теперь давайте спокойно познакомимся с текстом договора, чтобы еще раз убедится , что все геополитические проблемы нынче существующие между Украиной и Россией, Россией и Турцией, Молдавией и Россией уже были как мины замедленного заложены в 1777 году!
.
(Выверено по изданию: Под стягом России: Сборник архивных документов. М., Русская книга, 1992. )
Поспешествующей милостью мы, Екатерина Вторая, Императрица и самодержица всероссийская: московская, киевская, владимирская, новгородская, царица казанская, царица астраханская, царица сибирская, государыня псковская и великая княгиня смоленская, княгиня эстляндская, лифляндская, карельская, тверская, югорская, пермская, вятская, болгарская и иных государыня и великая княгиня Новагорода Низовские земли, черниговская, рязанская, ростовская, ярославская, белоозерская, удорская, обдорская, кондийская и всея северные страны повелительница, и государыня Иверской земли, карталинских и грузинских царей, и Кабардинской земли, черкасских и горских князей и иные наследная государыня и обладательница,
объявляем сим кому о том ведать надлежит, что нынешнего тысяча семьсот семьдесят четвертого года июля в десятый день между нашим императорским величеством и его салтановым в-вом, преизрядных салтанов великим и почтеннейшим королем лепотнейшим, меккским и мединским и защитителем святого Иерусалима, королем и императором пространнейших провинций поселенных в странах европских и ассййских и на Белом и на Черном море светлейшим и державнейшим и величайшим императором, салтаном, сыном салтанов, и королем и сыном королей, салтаном Абдул Гамидом-ханом, сыном салтана Ахмед-хана,
по данной с обоих сторон полной васти и мочи, а именно: с нашей стороны сиятельному и благорожденному графу Петру Румянцеву, нашему генерал-фельдмаршалу, малороссийскому генералу-губернатору, Коллегии малороссийской президенту и орденов Св. апостола Андрея, Св. Георгия, Св. Александра Невского и Св. Анны кавалеру; а с его салтанова величества стороны его великому везиру и первенствующему управителю Мусун Заде Мегмет Паше, чрез взаимно назначенных от них обоих полномочных комиссаров учинен и заключен трактат вечного мира, в двадцати восьми пунктах состоящий, который в пятый на десять день того же месяца формально и принят за благо, признан и утвержден от сих обоих полной властью и мочью снабденных верховных начальников и который от слова до слова гласит как следует:
ПУНКТЫ ВЕЧНОГО ПРИМИРЕНИЯ И ПОКОЯ МЕЖДУ ИМПЕРИЯМИ ВСЕРОССИЙСКОЙ И ПОРТОЙ ОТТОМАНСКОЙ, ЗАКЛЮЧЕННЫЕ В ЛАГЕРЕ ПРИ ДЕРЕВНЕ КЮЧУК КАЙНАРЖЕ В ЧЕТЫРЕХ ЧАСАХ ОТ ГОРОДА СИЛИСТРИИ
Во имя Господа Всемогущего!
Обеих воюющих сторон империи Всероссийской и Порты Оттоманской государи и самодержцы, имея взаимное желание и склонность к прекращению настоящей между обоюдными государствами их продолжающейся войны и к восстановлению мира, чрез уполномочиваемых с обеих сторон поверенных особ действительно определили и уполномочили к соглашению, постановлению, заключению и подписанию мирного трактата между обоюдными высокими империями е. в. императрица всероссийская - графа Петра Румянцова, генерал-фельдмаршала, предводящего армией, малороссийского генерал-губернатора, Коллегии малороссийской президента и орденов Св. апостола Андрея, Св. Георгия, Св. Александра Невского и Св.Анны кавалера; а его султаново в-во верховного Блистательной Порты везира, Муссун-Заде Мегмет-Пашу.
Посему оба главнокомандующие армиями, генерал-фельдмаршал граф Петр Румянцов и верховный везир Муссун-Заде Мегмет-Паша, следуя предположениям их высоких дворов, употребили о том свои попечения, и от верховного визиря со стороны Блистательной Порты присланные 5 июля 1774 г. в стан генерал-фельдмаршала уполномоченные Нишанджи-Ресьми-Ахмет эфендий и Ибрагим-Мюниб-реис-эфендий с избранным и уполномоченным от упомянутого генерал-фельдмаршала князем Николаем Репниным, генерал-поручиком, орденов Св. Георгия большого креста, Александра Невского, польского Белог о Орла и гольштинского Св.Анны кавалером, в присутствии его самого, генерал-фельдмаршала графа Румянцова, согласили, постановили, заключили, предписали и печатями утвердили для вечного мира между империей Всероссийской и Портой Оттоманской нижеследующие артикулы:
Арт. 1.
Отныне и завсегда пресекаются и уничтожаются всякие неприятельские действия и вражда, между обеими странами происшедшие, и предаются вечному забвению всякие неприятельские действа и противности, оружием или другим подобием с одной или другой стороны предвосприятые, учиненные и произведенные, и никоим образом отмездия оным да не учинится, но вопреки вместо того да содержится вечный, постоянный и ненарушимый мир на сухом пути и на море.
Равномерно ж да сохранится искреннее согласие, ненарушимая вечная дружба и наиприлежнейшее исполнение и сдержание сих артикулов и соединение постановленных между обеими сими высококонтрактующими странами - ее всепресветлейшим императорским в-вом и его султанским в-вом, и их наследниками и потомками, также и между империями, владениями, землями и подданными и обывателями обеих сторон; и так, что впредь с обеих сторон един против другого да не воздвигнет ни тайным, ни явным образом какового-либо неприятельского действия или противности;
а вследствие возобновляемой толь искренней дружбы дозволяют обе стороны взаимную амнистию и общее прощение всем тем подданным без всякого отличия, каким бы то образом ни было, которые сделали какое-либо против одной или другой стороны преступление, освобождая на галерах или в темницах находящихся, позволяя возвратиться как изгнанным, так и ссылочным, и обещая после мира возвратить оным все чести и имения, коими они прежде пользовались, не делая и не допуская прочих делать им какие-либо ненаказуемые ругательства, убытки или обиды, под каким бы претекстом то ни было, но чтобы каждый из них мог жить под охранением и покровительством законов и обычаев земли их равным образом с своими соотчичами.
Арт. 2.
Если по заключении сего трактата и по размене ратификаций некоторые из подданных обеих империй, учиня какое-либо тяжкое преступление, преслушание или измену, захотят укрыться или прибегнуть к одной из двух сторон, таковые ни под каким претекстом не должны быть приняты, ниже охранены, но беспосредственно должны быть возвращены или по крайней мере выгнаны из области той державы, в коей они укрылись, дабы от подобных зловредников не могла причиниться или родиться какая-либо остуда или излишние между двумя империями споры, исключая только тех, кои в Российской империи приняли христианский закон, а в Оттоманской империи приняли закон магометанский.
Равным образом, если некоторые из подданных обеих империй, как христиане, так и магометане, учиня какое-либо преступление или иное что по какой бы то причине ни было из одной империи прибегут в другую, таковые, когда будут требованы, беспосредственно должны быть возвращены.
Арт. 3.
Все татарские народы: крымские, буджатские, кубанские, едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы, без изъятия от обеих империй имеют быть признаны вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти, но пребывающими под самодержавной властью собственного их хана чингисского поколения, всем татарским обществом избранного и возведенного, который да управляет ими по древним их законам и обычаям, не отдавая отчета ни в чем никакой посторонней державе;
и для того ни российский двор, ни Оттоманская Порта не имеют вступаться как в избрание и возведение помянутого хана, так и в домашние, политические, гражданские и внутренние их дела ни под каким видом, но признавать и почитать оную татарскую нацию в политическом и гражданском состоянии по примеру других держав, под собственным правлением своим состоящих, ни от кого, кроме единого Бога, не зависящих; в духовных же обрядах, как единоверные с мусульманами, в рассуждении его султанского в-ва, яко верховного калифа магометанского закона, имеют сообразоваться правилам, законом их предписанным, без малейшего предосуждения однако ж утверждаемой для них политической и гражданской вольности.
Российская империя оставит сей татарской нации, кроме крепостей Керчи и Ениколя с их уездами и пристанями, которые Российская империя за собой удерживает, все города, крепости, селения, земли и пристани в Крыму и на Кубани, оружием ее приобретенные, землю, лежащую между реками Бердою и Конскими водами и Днепром, также всю землю до Польской границы, лежащую между реками Бугом и Днестром, исключая крепость Очаков с ее старым уездом, которая по-прежнему за Блистательной Портой останется, и обещается по постановлении мирного трактата и по размене оного все свои войска вывесть из их владений, а Блистательная Порта взаимно обязывается, равномерно отрешись от всякого права, какое бы оное быть ни могло, на крепости, города, жилища и на все прочее в Крыму, на Кубани и на острове Тамани лежащие, в них гарнизонов и военных людей своих никаких не иметь, уступая оные области таким образом, как российский двор уступает татарам в полное самодержавное и независимое их владение и правление.
Тако ж наиторжественнейшим образом Блистательная Порта обязывается и обещает и впредь в помянутые города, крепости, земли и жилища гарнизонов своих и всяких, какого бы звания ни были, своих людей военных в оные не вводить и там не содержать, ниже во внутри области сей сейменов или других военных людей, какого бы звания ни были, иметь, а оставить всех татар в той же полной вольности и независимости, в каковых Российская империя их оставляет.
Арт. 4.
С естественным всякой державы правом сходствует делать в собственных землях своих таковые распоряжения, каковые за благопристойные оными найдутся; вследствие чего предоставляется взаимно обеим империям полная и беспредельная вольность строить вновь в областях и границах своих в таковых местах, каковые найдутся удобными, всякого рода крепости, города, жилища, здания и селения, равно как починять или поправлять старые крепости, города, жилища и проч.
Арт. 5.
По заключении сего блаженного мира и по возобновлении соседственной искренней дружбы российский императорский двор будет всегда при Блистательной Порте иметь второго ранга министра, то есть посланника, или полномочного министра, Блистательная же Порта употребит в рассуждении его характера все то внимание и уважение, которые наблюдаются к министрам отличнейших держав, и во всех публичных функциях помянутый министр должен следовать беспосредственно за цесарским министром, если он в равном с ним характере; когда же другого, то есть большего или меньшего, тогда беспосредственно должен он следовать за голландским послом, а в небытность оного за венецианским.
Арт. 6.
Если кто-нибудь из находящихся в действительной службе министра Российской империи, во время его при Блистательной Порте пребывания учиня какую-либо покражу, важное преступление или непристойное наказания заслуживающее дело, для избежания помянутого наказания захочет сделаться турком, таковой хотя и не должен быть отвергнут, однако по учинении ему достойного наказания должно в целости возвратить покраденные вещи, сходственно с объявлением министра; таковые же, которые захотят сделаться магометанами в пьянстве, не должны быть в магометанский закон приняты, разве по прошествии его пьянства и когда память его придет в естественное свое состояние, но и тогда последнее его признание должно сделано быть в присутствии присланного от министра переводчика и нескольких беспристрастных мусульман.
Арт. 7.
Блистательная Порта обещает твердую защиту христианскому закону и церквам оного, равным образом дозволяет министрам российского императорского двора делать по всем обстоятельствам в пользу как воздвигнутой в Константинополе упомянутой в 14-м артикуле церкви, так и служащим оной разные представления и обещает принимать оные в уважение, яко чинимые доверенной особой соседственной и искренно дружественной державы.
Арт. 8.
Как духовным, так и светским Российской империи подданным да позволится свободно посещать святой град Иерусалим и другие места, посещения достойные, и от подобных странствующих и путешественников да не будет требовать ни в Иерусалиме, ни в других местах, ниже на пути от кого бы то ни было никакой харач, подать, дань или другие какие налоги; но сверх того да будут они снабжаемы надлежащими пашпортами и указами, которые прочих дружеских держав подданным даются. Во время же пребывания их в Оттоманской империи да не будет учинено им ни малейшей обиды, ниже оскорблений, но да будут они со всей строгостью законов защищаемы.
Арт. 9.
Переводчики, служащие при российских министрах, в Константинополе находящиеся, какой бы нации они ни были, поелику суть люди в государственных делах упражняющиеся, следственно, и обеим империям служащие, должны быть уважаемы и трактуемы со всякой благосклонностью, в налагаемых же на них от начальников их делах не должны они терпеть.
Арт. 10.
Если между подписания сих мирных пунктов и получения о том от главнокомандующих взаимными армиями повелений произойдут где-либо каковые действия военные, оные никоторая сторона не примет себе за оскорбление, так как и самые в том успехи и приобретения уничтожаются и оными ни одна сторона пользоваться не должна.
Арт. 11.
Для выгодностей и пользы обеих империй, имеет быть вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям, принадлежащим двум контрактующим державам, во всех морях, их земли омывающих; и Блистательная Порта позволяет таковым точно купеческим российским кораблям, каковы другие государства в торгах в ее гаванях и везде употребляют, свободный проход из Черного моря в Белое, а из Белого в Черное, так как и приставать ко всем гаваням и пристаням, на берегах морей и в проездах или каналах, оные моря соединяющих, находящимся.
Позволяет также Блистательная Порта в областях своих подданным Российской империи иметь коммерцию как на сухом пути, так и на водах кораблеплаванием и в реке Дунае, сходственно вышеизображенному в сем артикуле, с такими ж преимуществами и выгодами, каковыми во владениях ее пользуются прочие народы, в наибольшей дружбе с ней пребывающие и коим преимущественно в коммерции Блистательная Порта благоприятствует, как то французы и англичане; и капитуляции сих двух наций и прочих, якобы слово до слова здесь внесены были, должны служить во всем и для всего правилом, равно как для коммерции, так и для купцов российских, кои, платя с ними равные пошлины, могут привозить и отвозить всякие товары и приставать ко всем пристаням и гаваням как на Черном, так и на других морях лежащим, включительно и константинопольские.
Позволяя вышеписаным образом взаимным подданным коммерцию и кораблеплавание на всех водах без изъятия, позволяют тут же обе империи купцам пребывать в областях своих столько времени, сколько интересы их востребуют, и обещают им ту же безопасность и свободу, каковыми прочие дружеских дворов подданные пользуются.
А дабы во всем наблюдаем был добрый порядок, равным образом Блистательная Порта позволяет иметь пребывание консулам и вице-консулам, которых Российская империя во всех тех местах, где они признаны будут надобными, назначить заблагорассудит, которые будут почитаемы и уважаемы в равенстве с прочими дружеских держав консулами, дозволяет им также иметь при себе переводчиков, называемых баратлы, то есть патентованных, снабдя оных императорскими патентами, и которые равным образом будут пользоваться теми же преимуществами, коими пользуются находящиеся в службе помянутых французской и английской и других наций.
Российская империя дозволяет также подданным Блистательной Порты в областях своих коммерцию как на море, так и на сухом пути с теми же преимуществами и выгодами, каковыми пользуются народы, в наибольшей дружбе с ней находящиеся, с платежом обыкновенных пошлин.
В несчастьях же, могущих случиться судам, имеют обе империи взаимно подавать им все те вспоможения, которые всем прочим дружественным народам в подобных случаях подаются, а нужные вещи будут им доставлены за обыкновенную цену.
Арт. 12.
Когда российский императорский двор похочет сделать коммерческие трактаты с африканскими, то есть Трипольским, Тунисским и Алжирским кантонами, Блистательная Порта обязывается употребить власть свою и кредит к приведению в совершенство помянутого двора намерения и быть в рассуждении вышереченных кантонов ручательницей в наблюдении ими всех тех кондиций, которые в оных трактатах постановлены быть имеют.
Арт. 13.
Блистательная Порта обещает употреблять священный титул императрицы всероссийской во всех актах и публичных грамотах, так как и во всех прочих случаях на турецком языке, то есть:
ТЕМАМЕН РУССИЕЛЕРИН ПАДЫШАХ.
Арт. 14.
Российскому высочайшему двору, по праву других держав, позволяется, кроме домашней в доме министра церкви, воздвигнуть в части Галата, в улице Бей Оглу называемой, публичную греко-российского исповедания церковь, которая всегда под протекцией оной империи министров остаться имеет и никакому притеснению или оскорблению подвержена не будет.
Арт. 15.
Таковым образом, как определяются границы двух контрактующих империй, хотя и есть причина полагать, что взаимные подданные не будут иметь более случая к важным между собой распрям и раздорам, со всем тем, на всякий нечаянный случай, для избежания всего того, что бы могло произвесть некоторую остуду или причинить оскорбления, обе империи соглашаются в том, что всякие подобные случаи должны быть рассматриваемы пограничными губернаторами и комендантами или посредством нарочно назначенных для сего комиссаров, которые по пристойном рассмотрении кому надлежит имеют отдать настоящую справедливость без малейшей времени отсрочки, с точным договором, что подобные происшествия никогда не могут служить претекстом к самомалейшему раздражению дружбы и доброго согласия, настоящим трактатом восстановленных.
Арт. 16.
Российская империя возвращает Блистательной Порте всю Бессарабию с городами Аккерманом, Килией, Измаилом и прочими, с слободами, деревнями и всем тем, что оная провинция в себе содержит; равномерно возвращает ей и крепость Бендеры. Возвращает также Российская империя Блистательной Порте оба княжества Воложское и Молдавское со всеми крепостями, городами, слободами, деревнями и всем тем, что в оных находится; а Блистательная Порта приемлет оные на следующих кондициях, с торжественным обещанием свято наблюдать оные:
1. Наблюдать в рассуждении всех жителей сих княжеств, какого бы достоинства, степени, состояния, звания и рода они ни были, без малейшего исключения, полную амнистию и вечное забвение, постановленные в первом сего трактата артикуле, против всех тех, кои действительно преступили или подозреваемы в намерении вредствовать интересам Блистательной Порты, восстановляя оных в прежние их достоинства, чины и владения и возвратя им имения, коими они прежде настоящей войны пользовались.
2. Не препятствовать, каким бы то образом ни было, исповеданию христианского закона совершенно свободному, так как созиданию церквей новых и поправлению старых, как то прежде сего было.
3. Возвратить монастырям и прочим партикулярным людям земли и владения, прежде сего им принадлежащие, и которые потом против всей справедливости были у них отняты, около Браилова, Хотина, Бендер и прочих, и ныне раями называемых.
4. Признавать и почитать духовенство с должным оному чину отличием.
5. Фамилиям, пожелающим оставить свое отечество и в другие места переселиться, позволить свободный выезд со всем их имением; а чтоб оные фамилии могли иметь удобность к распоряжению дел, дается им год времени для сего свободного из отечества переселения, считая со дня размена настоящего трактата.
6. Не требовать или не взыскивать никакой денежной или другой суммы за старые счеты, какого бы существа они ни были.
7. Не требовать от них никакой контрибуции или платежа за все военное время, а за многие их страдания и разорения, в течение сей войны ими претерпенные, и еще впредь на два года, считая со дня размена сего трактата.
8. По истечении помянутого времени обещает наблюдать всякое человеколюбие и великодушие в положении на них подати, состоящей в деньгах, и получать оную посредством присылаемых депутатов всякие два года; при таковом их наложенной на них подати точном платеже никто из пашей, из губернаторов или какая бы то ни была особа не имеет притеснять их или требовать от них какого-либо платежа или других налогов, под каким бы именованием или претекстом то ни было, но дозволить им пользоваться теми ж самыми выгодами, коими пользовались они во время царствования достойной памяти султана Мегмета Четвертого, любезного родителя его султанова в-ва.
9. Позволяет князьям сих двух княжеств каждому с своей стороны иметь при Блистательной Порте поверенного в делах из христиан греческого закона, которые будут бдеть о делах, до помянутых княжеств касающихся, и будут Блистательной Портой благосклонно трактованы и в малости их почитаемы, однако ж людьми, народным правом пользующимися, то есть никакому насилию не подверженными.
10. Соглашается также, чтоб по обстоятельствам сих княжеств министры российского императорского двора, при Блистательной Порте находящиеся, могли говорить в пользу сих двух княжеств, и обещает внимать оным с сходственным к дружеским и почтительным державам уважением.
Арт. 17.
Российская империя возвращает Блистательной Порте все Архипелагские острова, под ее зависимостью находящиеся, а Блистательная Порта со своей стороны обещает:
1. Наблюдать свято в рассуждении жителей оных островов кондиции, в первом артикуле постановленные, касательно общей амнистии и совершенного забвения всякого рода преступлений, учиненных или подозреваемых быть оными учиненные в предосуждение интересам Блистательной Порты.
2. Что христианский закон не будет подвержен ни малейшему притеснению, так как и церкви оного, ниже будет препятствовано к перестроиванию или поправлению оных; люди же, в них служащие, равным образом не имеют быть оскорбляемы, ниже притесняемы.
3. Что не будет от них требован платеж никакой подати, ежегодно ими платимой, со времени, как они находятся под зависимостью Российской империи, по причине великого их претерпения в продолжение настоящей войны, впредь на два года, считая со времени возвращения оных островов ей, Блистательной Порте.
4. Фамилиям, пожелающим оставить свое отечество и в другие места переселиться, позволить свободный выезд со всем их имением; а чтоб оные фамилии могли иметь удобность к распоряжению дел их, дается им год времени для сего свободного из отечества переселения, считая со дня размена настоящего трактата.
5. В случае, когда российский флот при самом его отъезде, что имеет учинено быть в три месяца, считая со дня размена настоящего трактата, будет иметь в чем нужду, Блистательная Порта обещает снабдить его всем тем, чем ей возможно будет.
Арт. 18.
Замок Кинбурн, лежащий на устье реки Днепра, с довольным округом по левому берегу Днепра и с углом, который составляет степи, лежащие между рек Буга и Днепра, остается в полное, вечное и непрекословное владение Российской империи.
Арт. 19.
Крепости Еникале и Керчь, лежащие в полуострове Крымском, с их пристанями и со всем в них находящимся, тож и с уездами, начиная от Черного моря и следуя древней Керчинской границе до урочища Бугак, и от Бугака по прямой линии кверху даже до Азовского моря, остаются в полное, вечное и непрекословное владение Российской империи.
Арт. 20.
Город Азов с уездом его и с рубежами, показанными в инструментах, учиненных в 1700 г., то есть в 1113-м, между губернатором Толстым и агугским губернатором Гассаном-Пашой, вечно Российской империи принадлежать имеет.
Арт. 21.
Обе Кабарды, то есть Большая и Малая, по соседству с татарами большую связь имеют с ханами крымскими, для чего принадлежность их императорскому российскому двору должна предоставлена быть на волю хана крымского, с советом его и с старшинами татарскими.
Арт. 22.
Обе империи согласились вовсе уничтожить и предать вечному забвению все прежде бывшие между ими трактаты и конвенции, включительно Белградские, с последующими за ним конвенциями, и никогда никакой претензии на оных не основывать, исключая только в 1700 г. между губернатором Толстым и агугским губернатором Гассаном-Пашою касательно границ Азовского уезда и учреждения кубанской границы учиненную конвенцию, которая останется непременной, так, как она была и прежде.
Арт. 23.
В части Грузии и Мингрелии находящиеся крепости Богдадчик, Кутатис и Шегербань, российским оружием завоеванные, будут Россией признаны принадлежащими тем, кому они издревле принадлежали, так что ежели подлинно оные города издревле или с давнего времени были под владением Блистательной Порты, то будут признаны ей принадлежащими; а по размене настоящего трактата в условленное время российские войска выдут из помянутых провинций Грузии и Мингрелии.
Блистательная же Порта с своей стороны обязывается, в сходственность с содержанием первого артикула, дозволить совершенную амнистию всем тем, которые в том краю в течение настоящей войны каким ни есть образом ее оскорбили.
Торжественно и навсегда отказывается она требовать дани отроками и отроковицами и всякого рода других податей, обязывается не почитать между ими никого за своих подданных кроме тех, кои издревле ей принадлежали; все замки и укрепленные места, бывшие у грузинцев и мингрельцев во владении, оставить паки под собственной их стражей и правлением, так как и не притеснять никоим образом веру, монастыри и церкви и не препятствовать поправлению старых, созиданию новых, и да не будут притесняемы какими-либо требованиями от губернатора чилдирского и от прочих начальников и офицеров к лишению их имений. Но как помянутые народы находятся подданными Блистательной Порты, то Российская империя не имеет совсем впредь в оные вмешиваться, ниже притеснять их.
Арт. 24.
По подписании и утверждении сих артикулов точас все находящиеся войска российские на правой стороне Дуная в Болгарии в обратный путь вступят, и чрез месяц от подписания перейдут на левый берег Дуная; когда же все чрез Дунай переправятся, тогда отдадут турецким войскам замок Гирсов, выступя и из оного места по переходе всех российских войск на левый берег Дуная, потом испражняться станут в одно время Валахия и Бессарабия, на которое полагается два месяца времени; а по выступлении всех войск из оных провинций оставятся турецким войскам с одной стороны крепости Журжа и потом Браилов, а с другой город Измаил, крепости Килия, а потом Аккерман, выведя оттоль российские императорские войска вслед за прежними; всего ж времени на испражнение вышеупомянутых провинций полагается три месяца.
Наконец, из Молдавии российские императорские войска выступят потом чрез два месяца и перейдут на левую сторону Днестра; и тако испражнение всех вышепомянутых земель учинится чрез пять месяцев с вышеписаного подписания вечного примирения и покоя между двух контрактирующих империй.
А когда все российские войска перейдут на левую сторону Днестра, тогда оставятся войскам турецким крепости Хотин и Бендер, с той, однако ж, кондицией, что если тогда уже отданы будут Российской империи в полное, вечное и непрекословное владение замок Кинбурн с его положенным округом и с степью между Днепра и Буга, как гласит 18-й артикул пунктов вечного примирения и покоя между двумя империями.
Что ж касается до Архипелагских островов, то оные российским императорским флотом и войсками оставлены будут по-прежнему в неоспоримое владение Оттоманской Порте, как только скоро домашние распорядки и учреждения того российского императорского флота позволят, понеже здесь тому точного времени определить не можно.
А Блистательная Порта Оттоманская для скорейшего того флота оттоль отплытия всем нужным для него, как уже дружественная держава, обязуется, чем ей возможно будет, снабдить оный.
Доколь российские императорские войска пребудут в отдаваемых Блистательной Порте провинциях, правление и порядок в оных имеют остаться так властно, как в настоящее время суть оные под обладанием их, и Порта на то время и до срока выхода всех войск вступаться в оные не имеет. Российские войска в сих землях до последнего дня своего выступления получать будут всякие потребные себе вещи и снабдения питательными и прочими припасами, равным образом как и ныне то им доставляется. Не прежде войскам Блистательной Порты вступить в отдаваемые крепости и не прежде оной власть свою внесть и коснуться отдаваемых земель, как об оставлении каждой из оных российскими войсками командир оных уже уведомит определенную к тому начальствующую особу со стороны Порты Оттоманской.
Магазины свои питательные и военные в крепостях, городах и где оные ни есть, российские войска испорожнять могут, как хотят, а оставят только в крепостях, отдаваемых Блистательной Порте, одну турецкую артиллерию, сколько ныне оной находится в них. Жители всякого рода и звания всех земель, возвращаемых Блистательной Порте, вступившие в службу императорскую российскую и кои токмо пожелают, сверх данного их годового срока в артикулах мирных договоров 16 и 17, могут с своим семейством и с своим имением купно с российскими войсками отойти и переселиться, что им Блистательная Порта, по силе установления в вышеименованных артикулах, и тогда и во весь годовой срок обязывается никоим образом не возбранять.
Арт. 25.
Все военнопленники и невольники мужеского или женского рода, какого бы достоинства или степени ни нашлись в обеих империях, исключая тех, кои из магометан в империи Российской добровольно приняли закон христианский, а христиане, кои в Оттоманской империи добровольно ж закон магометанский, по размене ратификаций сего трактата беспосредственно и без всякого претекста взаимно должны быть освобождены, возвращены и препоручены без всякого выкупа или платежа, так как и все прочие в неволю попавшиеся христиане, то есть поляки, молдавцы, волохи, пелопонесцы, островские жители и грузинцы, все без малейшего изъятия, равномерно ж без выкупа или платежа должны быть освобождены.
Равным же образом должны быть возвращены и препоручены все те российские подданные, которые по какому-либо случаю по заключении сего блаженного мира попались бы в неволю и нашлись в Оттоманской империи, что самое чинить обещает взаимно и Российская империя против Оттоманской Порты и ее подданных.
Арт. 26.
По получении отсель известия о подписании сих пунктов командующему российской армией в Крыму и губернатору очаковскому тотчас обослаться между собой и в два месяца от подписания сего выслать взаимных доверенных людей для отдачи и принятия замка Кинбурна с степью, как определено в предыдущем 18-м артикуле, что и исполнить тем доверенным конечно в два месяца времени от своего съезда, дабы в четыре месяца от подписания сего трактата конечно то точно исполнено и кончено было, а если можно, и скорее; о исполнении ж тотчас дать знать их сиятельствам господам генерал-фельдмаршалу и верховному визирю.
Арт. 27.
Но дабы тем наивящие между обеих империй настоящий мир и истинная дружба заключены и утверждены были, торжественно от обеих сторон будут отправлены чрезвычайные послы с подтверждающими заключенный мирный трактат императорскими ратификациями в то время, которое с общего обоих дворов согласия назначено будет. Оба посла равным образом встретятся на границах и будут приняты и почтены теми же обрядами и тем же образом, каковые употребляются при взаимных посольствах между наиболее почтительными европейскими с Оттоманской Портой державами.
В знак же дружества взаимно с оными послами имеют быть посланы подарки, с достоинством их императорских в-в сходственные.
Арт. 28.
По подписании сих артикулов вечного мира вышеименованными генерал-поручиком князем Репниным и Блистательной Порты Нишанджи Ресьми Ахмет ефендием и Ибраим Мюниб реиз ефендием должны престать военное действия в главных армиях и во всех отдельных частях войск взаимных на сухом пути и на водах, с получения о сем от главнокомандующих взаимными армиями повелений. И для того от упомянутых генерал-фельдмаршала и верховного визиря имеют быть тотчас посланы курьеры в Архипелаг на флот, стоящий в Черном море против Крыма и в другие места, где военные действия настоят с той и другой стороны, чтобы по силе заключенного мира прекратились везде неприязнь и всякие действия оружия, а курьеров сих снабдить повелениями от генерал-фельдмаршала и от верховного визиря так, чтобы российский курьер, буде приедет скорее к начальнику своей стороны, мог чрез него турецкому доставить повеление верховного визиря, а когда курьер верховного визиря прежде поспеет, то турецкий начальник доставил бы повеление фельдмаршальское начальнику российскому.
А как договоры и постановления сего заключенного мира от государей взаимных империй возложены на главных командиров их армий, то есть фельдмаршала графа Петра Румянцова и верховного Блистательной Порты визиря Муссун Заде Мегмет-Пашу, то им, фельдмаршалу и верховному визирю, все вышеписаные артикулы вечного мира, как они в сем пункте выражены, так властно, как бы оные сделаны были в личном их обоих присутствии, утвердить в силу полномочия каждому из них от своего государя данного, своими подписями и печатями и все в оных постановленное, обещанное твердо и непоколебимо содержать и точно исполнять и ничего в противность тому не чинить и не допущать, чтобы от кого-либо учинилось, и ими подписанные и печатями их утвержденные экземпляры сему равногласные, верховного визиря на турецком и итальянском языках, а от генерал-фельдмаршала на российском и на итальянском языках, равно и полномочия, от государей им данные, чрез сих же вышеименованных особ, кои от стороны Блистательной Порты к генерал-фельдмаршалу присланы, разменять взаимно от подписания сего в пять дней непременно, а ежели можно, и скорее, предопределяя им оные от генерал-фельдмаршала графа Румянцова тогда принять, сколь скоро от верховного визиря таковые ж предъявят полученными.
Июля десятого дня тысяча семьсот семьдесят четвертого года.
Князь Николай Репнин
Сии вечного мира вышеписаные пункты в двадцати осьми артикулах между пресветлейшей империей Всероссийской и Блистательной Портой Оттоманской, подписанные руками и укрепленные печатями полномочных обоих высоких сторон при деревне Кючюк-Кайнарджи с российской генералом-поручиком князем Репниным, а с оттоманской Нисанжи Ресми Ахмет эфендием и Ибрагим Мюниб рейс эфендием, я данной мне полной мочью е.и.в. всепресветлейшей державнейшей великой и всемилостивейшей моей государыни принимаю, признаю и во верность своеручной подписью и приложением герба моего печати утверждаю. В лагере при деревне Кючук-Кайнарджи.
Июля пятого на десять дня тысяча семьсот семьдесят четвертого года.
Генерал-фельдмаршал граф Румянцов
И наше императорское в-во вышеписаный вечного мира трактат сим ратификуем и подтверждаем, обещая нашим императорским словом за себя и за наследников наших оный трактат в вечную с его салтановым в-вом дружбу с своей стороны во всем, как оный гласит, ненарушимо содержать и исполнять, и для вящего уверения того мы сию нашу ратификацию нашей государственной печатью утвердить повелели.
Дана в С.-Петербурге августа первого на десять дня тысяча семьсот семьдесят четвертого, государствования нашего третьего на десять года.
Все рисунки и фото к этой части находятся тут.
http://narodna.pravda.com.ua/history/4dfa62c8b2f5c/