Любимый дом налился тишиной и спелым яблоком упал в мои ладони. Уснули дети, утомился зной, ленивый вечер лег на подоконник. И раздраженья острая стрела еще дрожит, пронзив тугую кожу, и горьким ядом тягостного зла во мне горит, вибрирует, тревожит и рвет, и мнет мой трепетный покой. Обидных слов струя чадит и жжется. осадок дня, тяжелый и сухой, в моих разжатых пальцах остается. Лукавы дни, но в мутной суете – глоток небесной теплой благодати, вечерняя березовая тень, с верхушек соскользнувшая на платье, последний отсвет солнца – лепесток прозрачный зацепился между веток. Зачем томиться пыльной пустотой своих желаний? Я целую деток в пушистые макушки. Сладок сон. Июльской ночи аромат прохладный мне влажное спокойствие несет и утешенье – мирный и отрадный ручей, журчащий в темной тишине слова молитвы и дающий силы. И я дышу. Как будто бы ко мне склонился светлый ангел белокрылый.