Казалось, касалась устами усталость,
Казалось, катилась в горечь тех губ,
Что целовали в жадность и в жалость,
Словно гадали: люб – не люб…
В этом порыве лет и летучести,
Вкус поцелуя – лбу клеймо!
Этой «усталостью», ставшей участью,
Имя наречено.
И будь я трижды рождён и изгнан,
Взрастит, возвратит «на круги своя»,
Телескопической неба линзой,
Всё та же усталость жизни и дня.