Свеча хранит неверность сбивчивого света.
Глаза сжигает холод траченной любви.
Слепая музыка затмений издали
тревожит шорохом угрюмого навета
воспоминаний шарм. А гной глубин кювета
изъезженной, но неуступчивой судьбы,
чужой женой внесён в делирий ворожбы
словесной чешуёй, удачливой монетой.
Всё – налицо и на лице. Вне интеллекта.
Теней пугливых крыльев, призрачный извив
сомнения укрыл злой маски примитив.
Ушли замысловатостей былых запреты.
На вид залысины вельми авторитетны.
Однако, рук подрагивающий прогиб,
скрывает осторожной немоты мотив:
Комета, бед аперитив, висит приметой.
Асфальт-дальтоник мокрым зеркалом-советом,
премудрости икотой смял лица архив.
Морщин тиснёную бумагу трёт графит,
перемостив картонный лик автопортрета:
