Скрип дверной тоски, поворот ключа…
Он глушит глотками горячий чай. Курит красный «Marlboro» трижды в час. Стрелки времени медлят шаг. Ты пришла, как снег через столько зим, твой «Chanel» привычно невыносим… Погляди теперь: весь его интим - ритмы рваные, как душа. Носом в стену, мыслями за тобой, спал с текущей /действующей/ женой, снил тебя отчаянно… параной…я бы мог, говорил, но ты… Он забыл, как нежно твоё «хочу» рвет в ошметки нити взаимных чувств, подарил бы голову палачу, все равно, мол, почти кранты. Мол, послал бы на хрен тебя в сердцах до известной матери и отца, но в который раз, как дурак-пацан помещался под твой каблук.
А тебе, играя, - всегда джек-пот, ты бросала даже под Новый Год, а его бросало то в смех, то в пот…Поищи где таких же сук. Возвращалась снова, и все, как встарь, (у тебя почетная должность – тварь!) по нечетным, черкая календарь, оставалась тушить мосты. А когда календарь изошел на нет, вновь ушла, потушив за собой рассвет, и бог весть, через сколько никчемных лет вдруг опять появилась ты.
Сигаретный смог, остывает чай. Тихо шепчешь: как ты там, не скучал?(и неважно что тут ей отвечать). Завела про себя рассказ - про побеги мужа, про дочь, про снег на поспевших листьях в твоей весне, улыбнулась прошлому на стене, не заплакав и в этот раз. Береги теперь ты, не береги, довела до рёберных невралгий, вогнала в депрессии и долги… весь расстроенный, как рояль. А сама распущена, как цветок, и опять вливаешься в кровоток, и опять впиваешься в левый бок, сердце выплеснув за края.
Постарела тварь, подползла к ногам, он бы мог тебя со всех нот и гамм, он хотел тебя ... да ко всем богам тридесято спустить на мель. Только спеют листья, дымят мосты, убегают жены, мужья и сны, а ему опять достаешься ты, красный «Marlboro» и «Chanel»