Оглядел как-то я поутру уголок холостяцкого стойла. Голышом дрыхнет баба. Нутру тяжело без похмельного пойла. На паркете трактирная грязь облепила осколки стакана. Обозвал сам себя - Эка, мразь. И добавил - Да это же драма. Предо мною дородная бля.. обхватила руками подушки. Думал, вечер использую для работы, никак не пирушки... Помню, только присел я за стих, чистый лист разложил пред собою. Как порыв к сочинениям стих. И предстала она предо мною, эта тетка - да чтоб ей не жить, и забыть навсегда опохмелку. Предложила мне тут же дружить, грохнув об пол мою же тарелку. Что за тело - этюд на панно: чисто-поле, коровы, доярки. Вы скажите, зачем мне оно, в комнатенке моей коммуналки. Не припомню такую чтоб звал и доверил ключи от квартиры. Для работы я тонус поймал без нее, и в объятья Стихиры я направил все мысли свои, и, как беса, призвал Плагиата. А она мне - Меня возлюби! Я созрела давно для разврата! На паркет сплюнул я сгоряча, водку нАлил в стаканы. Бутылкой рубанул воздух, злобно вскричал - Пью за Музу с продажной ухмылкой! Что потом?.. На потом была ночь. Как в парилке, на полочке жаркой, задыхался, молил мне помочь, чтобы с рифмой я дружен был яркой. Обещала мне в ухо дыша, что на утро проснусь я поЕтом. Сдобным телом от страсти дрожа повторить умоляла... С рассветом я проснулся и слез надавил, сам себя обозвал супостатом... Разве Музу с Тверской я просил? Во всем служба знакомств виновата…