«и лежим в обнимку, и сил не хватает бросить, и так неправильно, нелегально, нелепо счастливы. ты же читаешь тревогу в глупом моём вопросе и становишься, как всегда, невозможно ласковым, но проводи-не проводи сейчас по моим запястьям, я задыхаюсь, ибо я в таких темах профи: ты всё равно ведь уйдёшь, пожелав мне счастья и после «доброе утро, ты будешь кофе?». только ты знаешь, у тебя там жена и ужин и «ну, где же ты был?! я тут с ума ходила!», а у меня — учёба, стихи, сигареты, лужи и оставшийся после тебя килограмм тротила, с которым ходить мне — как непутёвый датчик — осторожно, чтобы внутри он не разорвался. наверное, я такой грёбаный неудачник: нету у нас с тобой никакого шанса. ну, конечно, куда уж мне, сумасшедшей дурочке, рождённой июлем жарким, взращённой летом, шатающейся без смысла по закоулочкам, именующейся некоторыми поэтом? у тебя ведь таких там тысячи.. миллионы? и зачем я тебе нужна? это просто глупо! неужели так много лишних у Купидона патронов? а, точно! он же стреляет во всех из лука.. ну, тогда стрел! я ей-богу не понимаю.. мне кажется, просто сбой — барахлит система. так получилось, что мы это назвали «раем», а теперь не знаем, как выбраться из Эдема. это просто случайная, бешеная воронка! я тебя… ну, что ты молчишь?! нечего мне ответить?»
а он только сжимает её в объятиях, как ребёнка, как самое ценное, что есть у него на свете.