Навеселе он был чуть-чуть.
А что не выпить, братцы,
Ведь предстоял нелегкий путь –
С фашисткой сворой драться.
Но ни отец его, ни мать
На фронт не провожали.
Остался молча он стоять,
А как вокруг рыдали!
Он был с пеленок сиротой,
И детства помнил крохи,
Но ощутил своей душой
Трагедию эпохи.
И парень понял, что цена
Призывникам полушка,
Когда зловеще шла война
Навстречу их теплушке.
Потом случались пули влёт,
Штыки впритирку с шеей
Его, бегущего вперед,
На доты и траншеи.
А на привале он мечтал
О Светке кареглазой…
Её во сне он целовал,
А наяву – ни разу.
О ней он думал вновь и вновь,
Боготворил не меньше,
И нёс святую к ней любовь,
В грехе не знавший женщин…
Но час настал. Он лишь вздохнул
(Уж не солдат, а взводный),
Упал с улыбкой, как заснул –
Счастливый и свободный.
Спустя полвека в поле том
Парнишку отыскали,
Нашли в сохранности при нем
И орден, и медали,
И гильзу тоже вскрыли, но
Фамилии там нету.
Есть лишь из прошлого письмо:
«Я твой навеки, Света!»