Нужное слово (блёклое воспоминание о ярком впечатлении) (Рассказ)

Это был один из рядовых  неприметных дней. Нулевой день. Такая вот серость с тёплым или холодным оттенком - и есть основной «цвет» жизни. Отклонения в «белизну» случаются, но больше как исключения, не делающие погоды. А серость рулит. Безликая монотонность бытия – это стихийное бедствие души, засуха. Заставляешь себя надеяться, что всесильное небо, наконец, заметит жаждущего и напоит, разверзнув хляби, но облака, дразня, пролетают мимо твоей пустыни и разбрасывают тонны живой воды где-то над морем - наверное, в насмешку. И шагают мимо тебя неуправляемые годы – сначала медленно и по одному, потом быстрее и группками, а в конце – уже бегом, нестройной толпой. И, несмотря на это мельтешение, твоя жизнь стоит: только дата на календаре обновляется.

Иногда кажется, что если сегодня, вот прямо сейчас, случится что-то, способное порвать ощущение трясины, затягивающей изнутри, сдернуть смирительную рубашку с ещё не полностью обессиленных чувств - будет ещё не поздно… Любовь? Неожиданная встреча? Открывшаяся возможность? Да не всё ли равно, что это могло бы быть… Вечное «бы» - порог, через который не перепрыгнуть.  В какую «сторону» ни направь воображение - в реальной жизни всё останется неизменно: аптека, улица, фонарь… и твой бег по кругу, и вращение заезженной пластинки штампованных будней.  Через десять лет точно так же, как и сейчас, душа будет болеть чёрной, уже привычной болью, и лишь ожидание «амнистии» -  помогать её переносить. «Мы ждали завтрашний день. Каждый день ждали завтрашний день…»

А сейчас ты идёшь с работы домой в неурочно раннее  время, физически ощущаешь энергию и жажду деятельности, и в то же время осознаешь бессмысленность любых действий… Сила и бессилие в одном флаконе, свобода и рабство в общей упряжке - это только кажущееся противоречие. Ты можешь сварить суп. Пересадить цветок. Посмотреть сериал про дона Педро. Прочитать пятьсот первую книгу. Но это ничего не изменит: жизненным фоном так и останется неистребимая пустота. Что ты можешь сделать, чтобы потушить её ледяное пламя? Чем вылечишь душу, если даже не знаешь, где этот орган находится? Вот видишь… и сказать тебе нечего. Тогда возьми-ка, пожалуй, бутылку вина – спиртное приносит хоть какое-то эмоциональное шевеление. Глядишь, откроется невидимый клапан-отдушина и пустота не «взорвётся» в тебе сегодня, не разнесет в пыль твою вселенную, оставив на её месте черную дыру. Пустота повременит.

***
Вошла я в квартиру, махнула бокал, включила «свою» музыку, взялась за привычные дела. Хорошо! А потом «поддала» ещё, да ещё, да натощак – ух, как работа спорится!
Но что за странность такая небывалая? То ли благодаря вину, то ли вопреки ему, но явилось тогда во мне желание непобедимой силы - услышать от кого-нибудь хорошее слово,  мол, люблю я тебя, мол, нужна ты мне. Чтобы не одними губами, а сердцем сказали, и чтобы эти слова отозвались во мне, и боль отступила… «Смешно, не правда ли, смешно?» Да, более чем. Но я простила себя уже за то, что это был единственный в жизни случай: такой острой потребности в слове не возникало ни до, ни после…
Желания для того и существуют, чтобы иногда идти у них на поводу. Вот возьму и наберу номер близкой подруги, и спрошу её - с места в карьер: «Любишь ты меня или нет?» Пусть это будет похоже на классическое: «Вася, ты меня уважаешь?», пусть через час я буду винить себя за малодушие. На всё плевать сейчас. Один раз в жизни, но я совершу глупость. Танька - умный человек, она не будет уточнять, сколько я выпила, и что на меня нашло. Не посмеётся: она сердцем видит. И, хотя подруга всегда сдержанна и не любит сюсюкаться, но в нужный момент нужное слово у неё для меня найдётся.
Палец быстро пробежал по телефонным кнопкам, сердце тоже заторопилось… Но, как это часто бывает, те, в ком мы остро нуждаемся, «временно недоступны». Что ж, придётся подождать. И это закономерно: где же видано, чтобы желания, даже самые маленькие, вот так вот просто сбывались?
А пока я решила покормить бабушку, уже года три как прикованную к постели, младенчески беспомощную. Когда-то бодрый, деятельный человек, мой близкий, если не сказать, самый близкий друг, она уже не существовала как  личность - старость и болезни отняли у неё всё: силы, зрение, разум. Я привыкла к тому, что она есть, но вроде бы её и нет: разговор между нами был уже невозможен. Максимум, что я слышала от неё осмысленного - односложное «да» и «нет». Но чаще ответом мне была тишина или монотонное, ничего не выражающее мычание.  

Я усадила бабушку на кровати, подоткнув с боков подушки, и поставила поднос с едой на стул возле: кое-как, но руки её двигались, тогда ещё она ела сама. Проделав всё это, я заторопилась из комнаты к телефону - снова звонить подруге. И вдруг случилось странное: мне в спину прозвучал забытый голос - не погасший шепот умирающего человека, не сумбурное стариковское бормотание - вот так громко и чётко бабушка говорила не-помню-сколько лет назад… «Юленька, доченька, как я тебя люблю, если бы ты знала!»  
-Что-о??? – я почти вскрикнула, как будто нож в душу воткнули.
- Пусть твоя жизнь пройдет счастливо! - раздалось в ответ уже тише.
- Что ты сейчас сказала? – подбежала я к ней, - почему ты это сказала? - а бабушка смотрела сквозь меня и ничего не отвечала – её снова почти не было в живых.
Долго я сидела рядом с ней на кровати и совсем по-детски, в голос, ревела на старчески-сухоньком плече. Обнимала её, что-то говорила… Она не слышала...

Всю-то жизнь бабушка пыталась порадовать меня: маленькой девочке она приносила гостинцы и прятала в укромных уголках дома, чтобы потом начать весёлую игру в поиски; школьнице дарила интересные игрушки и книги, которых в то время не было в свободной продаже. А вот сильно повзрослевшей своей внучке она уже ничего не могла подарить: мы поменялись местами. Но потребность отдавать у бабушки сохранилась. «Да возьми ты мою пенсию, купи себе что хочешь!» - настаивала она. А я была большая и не слушалась. Сейчас жалею. В стремлении быть честной, я отняла у неё последнюю радость – чувствовать себя значимой, способной одаривать близких.  Впрочем, надеюсь, она понимала, что золотая мишура и нарядное тряпьё уже ничего не прибавят и не убавят в наших отношениях…

И вот теперь, на последнем этапе старости, на смертном одре, бабушка всё-таки смогла что-то для меня сделать. Сказать - именно то, что нужно, именно тогда, когда нужно. Минута в минуту. Слово в слово. Я не вспомнила бабушку в трудный момент, не учла факта её существования. А она так любила, что услышала мою просьбу, не произнесённую вслух, увидела боль даже слепыми глазами. И вынырнула на секунды из глубин небытия, воскресла из мертвых - чтобы помочь. Это был даже не подвиг – она совершила чудо. И тут я поняла, что, старость не всё отняла у бабушки: последнее, что в ней умрёт -  это любовь ко мне…  
Не помню, сколько мы сидели рядом, обнявшись, не помню, о чём я говорила, о чем она молчала. Помню только, что звонить больше я никому не стала.

***
Вскоре после этого случая бабушка умерла. А через месяц принесли её последнюю пенсию. Большую пенсию, как вдове погибшего на войне офицера и ветерану труда. Вот тут-то я всё потратила на себя: на золотое кольцо, которое и сейчас на пальце, да на велосипедик сыну. Бабушка сделала мне подарок и после смерти…

© Юлия Мигита, 07.02.2011 в 15:27
Свидетельство о публикации № 07022011152713-00202065 на Grafomanam.net
Читателей произведения за все время — 47, полученных рецензий — 16.
Оценка: 5,00 (голосов: 10)