Пять четвертей .., только кто здесь меняет размеры?
А за углом с топором ждёт шестёрка восьмых.
Милый мой зверь, я с тобой, мы в объятьях Венеры,
Загнанный ритм, ре-диез - ми-бемоль для глухих.
Все сорок лет я бежал за тобой по пустыне,
Как египтянин, за солнцем глотая песок.
И Моисей задохнулся бы в пыльной латыни.
Смирный мой Bestia, клык мне вонзает в висок.
Так вот, с разбегу вдвоём, проскочив увертюру,
Слышим за нами оркестр тормозит на низах.
Я не солист и не нужно совать мне купюру,
Мы здесь играем на жизнь, не за смерть, а за страх.
И обжигая друг друга горячим дыханьем,
Бешенным свингом со свистом срываем гортань.
Проще бы было закончить все дело изгнаньем.
Только вот, кто из нас будет отправлен за грань?
Престо.., аллегро - как две кистепёрые рыбы,
Мы выползаем на берег, ломая рояль.
Самосознанье бросает тяжелые глыбы,
Вижу в глазах оппонента застыла печаль.
Септимы, сексты, в триолях смещаем акценты,
Вот дирижёр влез на пульт и сорвал с себя фрак.
Зверь мой хрипит, импресарио мечет проценты,
А на руке проступает таинственный знак.
В бешеном темпе нам вряд ли дожить до антракта,
Вот она пауза.., мирно сползаем в буфет.
Сонный гарсон, под стеклом не читая контракта,
В древнем кувшине поставил на стол изафет.
Поздно. Звонок. Отдышавшись выходим на сцену.
В зале темно, возле рампы толпится народ.
В ложе тиран предложил непомерную цену,
Чтобы сыграть те же ноты, но наоборот.
Снова "Путь скорби" пройти по Via Dolorosa,
С тем же крестом, но движенье спиною вперёд,
Только вот в сердце избитом засела заноза,
Хочется крикнуть, но глиной залеплен мой рот.
Даже мой Бестия, хвост поджимая под лапы,
И закрываясь плащом, как трусливый шакал,
Бьётся в истерике, зубы стучат из-под шляпы,
И напоследок в кулису швыряя бокал,
Крикнув адью, растворяется в утреннем небе.
Кода... До смерти устал поредевший оркестр.
Нас только двое, нам некогда думать о хлебе,
Новую пьесу заносим в свой личный реестр.