наостренная на себя же ( и нет рукоятки, нет! ) - наголо...
Бесстыжая моя, читай на-пос-ле... евангелие, -
евангелие от руки, от мизинца крошки, от тёплых губ,
евангелие от одиночества, соском предающего (очерчен!) - суть
одиночества, евангелие от капелек табака,
от кишки, что всегда тонка, так тонка-тонка,
что бояться - сил нет...
Воздух, раскинув спины,
окисляет лампочек холодные апельсины,
оголяет грудь, засевает углы углём...
И в скрещенье тапочек чудится: то ли клён,
то ли ель, то ли пальма - но семечки прорастают...
Евангелие от комнаты, которая - не волшебная, так - простая,
евангелие от чашечки, магия сонности - до петелек
век. Ты достаёшь из ада чужое тело,
ты достаёшь из вечности тело собственное, достаёшь из этой хламированной кастрюли
сердце - и откладываешь в тапочку...
И тени бесятся. Тени тенисто рулят.
И голоса серые набухают малиновками.
И голых
не остаётся снова - пиксели, капелечки, подковы,
перешепоток копытцев, кровосмешенье кож - ты -
это ты, которую себе самой же и отдаёшь, ты -
нож, разрезающий себя, ты - вселенная, что распалась на сто планет и
собирает их в хор, и останавливается у турникета
перед ферматой - кишка тонка...
Подбирается волком ветер,
кусает за бок. Переворачивает.
На ходулях
тени уходят в сон.
Время гудит, как улей.
Евангелие снится тебе, завёрнутым в пряники и цукаты,
улетающим туда, где - туманность вечная, лунный кратер,
лепестки фиалок, слякоть окраин (под кровь что нельзя подделать),
и - безумие, от того, что оно тебе досталось - тело...