он шершавый, он зачитан мной до дыр:
фонари под зарешеченным окном,
проходные, бесконечные дворы.
И из каждого погасшего окна,
и под каждым непогасшим фонарём
на меня глядит настойчиво она,
мы друг друга снова за руки берём.
И не вырваться, не выйти на проспект,
лишь колодезные хмурые дворы,
только питерский чахоточный рассвет
да откуда-то доносится навзрыд:
не бросай её, ты слышишь, не бросай!
Я молчу, я вырываюсь и бегу,
и с разбега вылетаю на обрыв,
и барахтаюсь беспомощно в снегу.
Он затягивает, этот белый снег,
забивается в ослепшие глаза,
прекращая мой бессмысленный побег,
в миг последний заставляя осознать,
где я видела заломленную бровь
и надкушенную белую губу.
Можешь радоваться, глупая любовь,
проиграла я опять с тобой борьбу.