Полощется на ветру моя старая тетрадь. Намокшая. Кто-то нехотя поднял из лужи, прищепил на верёвку во дворе между бесконечными простынями. Буквы плачут чернилами, плачут о смысле своём искажённом. Холодный ветер, холодный ветер. Я должен обязательно вспомнить – куда-то мне нужно прийти сегодня. Дни всё короче. Нет. На втором этаже, в кухне тускло светит лампа, скучает коньяк на дне рюмок. Под холодильником тараканы испуганно щурятся на свет, жуют хлебные крошки. Сверху томик Есенина подпирает старенький, щербатый кнопками, магнитофон. Кому-то осточертело уже всё это. Сидим, курим. Папика в магазин отправили. Глазами пьяными друг на друга зыркаем. Сигаретный дым висит над нами в нагретом, влажном воздухе кухни, застыл. Мы как в аквариуме – кажется, сейчас выплывет из коридора тёмного, как из омута, окунь и проплывёт между нами, неспешно двигая плавниками. Я выйду на улицу. И пусть мокрый снег пойдёт. Пусть налипает мне на ресницы, а я буду чертить ботинками двойную полосу по тёмному дворику. Пусть выветривается коньяк, пусть тает вместе со снегом. Зайду в тёмную арку, присяду на корточки, прислонюсь к шершавой стене, спрячусь от всех.